И от кавказской скалы отвязал бы он Прометею
70 Руки его и согнал птицу, клюющую грудь.
В день, когда наконец востребуют жизнь мою судьбы
И на могильной плите стану лишь именем я,
Ты, Меценат, краса и зависть всех всадников наших,
Верная слава моя в жизни и смерти моей,
75 Если ты пустишься в путь на британской резной колеснице
Мимо могилы моей, то придержи лошадей
И со слезою скажи, обращаясь к безмолвному праху:
«Горьким уделом была гордая дева ему».
Стал я свободен, и мне захотелось пожить без любовниц,
Но перемирие вновь дерзко нарушил Амур.
Место ли здесь на земле такой красоте несравненной?
Старых, Юпитер, твоих не признаю я проказ.
5 Станом высоким стройна, белокура, пальчики тонки,
Шествует гордо — под стать и Громовержца сестре
Или Палладе самой, в свой храм Дулихийский грядущей,
Змееволосой себе скрывшей Горгоною грудь.
Как Исхомаха она,[362] героиня из рода лапифов,
10 Та, что кентаврам хмельным сладкой добычей была,
Или подобна Бримо,[363] что Меркурию встарь, по преданью,
Возле бебейской волны[364] девственный стан отдала.
Так отступите пред ней, богини, которых на Иде
Некогда видел пастух, как раздевались они.[365]
15 О, если б старость лица не могла изменить ей, хотя бы
Кумской пророчицы век ей суждено было жить.
Хвастался ты, что тебя ни одна уж завлечь не сумеет, —
Вот и попался ты в сеть. Где самомненье твое?
Только на месяц тебе и досталась, бедняк, передышка,
И уж позоришься ты книгой второю стихов.
5 Думал я, сможет ли жить на высохшей отмели рыба
Иль непривычный к воде в море жить дикий кабан;
Сам я могу ли всю ночь проводить за серьезной работой?
Нет! Лишь отсрочить любовь можно, убить же нельзя.
Но я не столько пленен лицом, хоть оно и прелестно
10 (Лилии цвет не белей нежной моей госпожи.
Словно Меотии снег с иберийским в ней суриком спорит,
Или же роз лепестки в чистом плывут молоке),
Не волосами ее, что, как принято, вьются вкруг шеи,
И не сверканьем очей, светочем звездным моим,
15 Даже не тем, что у дев сияет сквозь шелк аравийский
(Ведь не влюбился же я так горячо в пустяки!),
Нет, но тем, как она танцует, плененная Вакхом, —
Так Ариадна вела бойкий, ликующий хор, —
Тем, что когда ее плектр эолийский пению вторит,
20 Звонкая лира тогда аганиппейской равна,[366]
Тем, что поспорит легко стихами с древней Коринной,[367]
И далеко превзошла их она в песнях своих.
Уж не чихнул ли тебе при рожденье Амур светлоликий,
Дням твоим первым подав, жизнь моя, добрую весть?
25 Эти подарки с небес ниспослали всевышние боги,
Этих небесных даров, знай, не дала тебе мать.
Нет, не людской нищете породить дарованья такие,
Благам таким не созреть в десятимесячный срок.
Славою римских дев ты единая в мир народилась,
30 Первой Юпитер тебя, римскую деву, возьмет,
Ложе людское делить со мной не вечно ты будешь,
После Елены опять прелесть на землю пришла.
Так удивляться ли мне, что юноши наши пылают?
Было бы Трое славней из-за тебя погибать!
35 Я изумлялся порой, что Европа с Азией биться
К стенам Пергама пришла из-за одной лишь жены,
Ну, а теперь, Менелай и Парис, вы оба премудры:
Ты — что ее отнимал, ты — что ее не давал.
Да, она так хороша, что и сам бы Ахилл согласился
Ради нее умереть, да и Приам воевать.
Если бы кто захотел превзойти живописцев старинных,
Пусть он себе образцом ставит мою госпожу:
Странам ли западным иль восточным ее он покажет, —
Он разожжет и Восход, он разожжет и Закат.
45 В этих пределах бы мне и держаться… Но что, коль другая —
Нет, пусть я лучше умру! — мной овладеет любовь?
Но как быки, что сперва из плуга отчаянно рвутся,
А, покорившись, потом кротко идут под ярмом,
Так и влюбленный: сперва он в оковах неистово бьется,
50 Ну, а потом исполнять все он причуды готов.
Твердо сносил прорицатель Меламп позорные цепи,
Будучи пойман как вор, кравший Ификла коров;
И не корыстью он был покорен, но Перо красотою,
И Амифаона сын скоро взял в жены ее.
Часто твоя госпожа досаждать тебе будет сначала,
Часто ты будешь просить, часто уйдешь со стыдом,