Ты учреди хоровод, дар свой Диане воздай,
15 Бдение ты учреди Изиде — бывшей телице,[413]
Да уж и мне заплати должные десять ночей…
Свет мой, когда я бродил вчерашнею ночью, подвыпив,
И не хранила меня верная свита рабов,
Вдруг повстречалась со мной малорослая стая мальчишек
(Сколько — того не скажу: страх помешал сосчитать);
5 Факелы были у них, у других же в руках были стрелы,
Третьи, почудилось мне, цепи несли для меня.
Все на подбор нагишом. Из них один побойчее
Крикнул: «Держите его! Он вам отлично знаком!
Он — тот самый, кого подруга в сердцах отдала нам».
10 Молвил — и тотчас аркан шею мою затянул.
Кто-то меня приказал тащить в середину, и слышу:
«Пусть тот погибнет, кто нас не признает за богов!
Ждет ежечасно тебя голубка твоя, недостойный,
Сам же невесть ты каких ищешь, безумец, дверей.
15 Лишь на сидонском чепце, на ночном, она ленты распустит,
Только раскроет глаза, отягощенные сном,
Как на тебя аромат повеет не трав аравийских,
Но фимиам, что возжег собственноручно Амур…
Братцы, простите его: он крепко любить обещает,
20 Мы же до цели дошли — вот и указанный дом».
Снова накинувши плащ мне на плечи, так они молвят:
«С миром ступай и учись дома сидеть по ночам!»
Близилось утро, и мне поглядеть захотелось, одна ли
Спит моя милая. Да, Кинфия, вижу, одна.
Замер я весь: мне еще она не казалась ни разу
Краше, ни даже когда, в пурпур одетая, шла
5 Девственной Весте свои рассказывать сны, вопрошая,
Не принесут ли они бедствия ей или мне;
Как же прекрасна была она тут при самом пробужденье,
Право, чарует сильней прелесть без всяких прикрас!
«Что ж ты чуть свет, — говорит, — подглядывать стал за подругой?
10 Или считаешь меня нравом похожей на вас?
Вовсе не ветрена я: одного мне любовника хватит,
Будь это ты иль другой, кто повернее тебя.
Нет, не отыщешь ты здесь следов на измятой постели,
Знаков объятий и ласк: здесь не лежали вдвоем.
15 И у меня, посмотри, никакой не исходит от тела
Запах, который всегда может измену открыть».
Молвила так и, вскочив, отстраняя рукой поцелуи,
Ножкою легкой скорей в туфли скользнула она.
20 Так-то вот изгнан я был, любви ненарушенной сторож!
Ночи счастливой с тех пор больше уж я не знавал.
Что ты, безумец, бежишь? Не скроешься! Если бы даже
До Танаиса[414] дошел, всюду настигнет Амур!
Хоть бы по воздуху ты на хребте у Пегаса умчался;
Хоть бы подошвы твои крылья Персея несли;
5 Пусть даже гонит тебя на летучих сандалиях ветер, —
Все ж не поможет тебе горний Меркурия путь.
Над головой у влюбленных стоит Амур неотступно.
Да и у вольных людей крепко на шее сидит.
Он неусыпно тебя сторожит, ни за что не позволит
10 Раз покоренных твоих глаз от земли приподнять.
Правда, коль ты изменил, не останется он непреклонным,
Ежели ты умолять искренне будешь его.
Пусть ворчуны-старики пирушками нас попрекают,
Мы же пойдем, моя жизнь, избранным нами путем.
Пусть отягчают им слух решения древних законов:
Место нашли мы, где ты, страстная флейта, звучи!
5 Несправедливо была ты заброшена в воды Меандра,
В день, когда, щеки надув, стала Паллада дурна.[415]
Но не напрасно! Пошла ты гулять по волнам фригийским
И по знакомым краям моря Гирканского[416] плыть,
Кровью взаимных убийств забрызгивать общих пенатов,
10 Страшной добычей волны ларов родных ублажать!
Стыдно ли будет мне жить, одной утешаясь подругой?
Если и есть в том вина, это — Амура вина:
Не в чем меня обвинять; пожелай же, о Кинфия, вместе
В гротах росистых прожить на обомшелых хребтах.
15 Там ты увидишь сестер,[417] сидящих на скалах отвесных;
Песнями славят они шашни Юпитера там:
Как он к Семеле пылал, и как тосковал он по Ио,
Птицею как, наконец, мчался к троянским домам.
Если же нет никого, кто сразил бы крылатого бога,
20 То почему ж я один в общей вине виноват?
Ты не заставишь краснеть, не смутишь ты дев вдохновенных:
Знает ведь их хоровод, что это значит — любить,
Если одна из них впрямь в объятьях любовных Эагра[418]
Некогда с ним возлегла на Бистонийских горах.
413
415
Паллада, играя на флейте, увидела, что ее щеки безобразно надулись, и бросила флейту в реку Меандр.
418