То, чего буду лишен при жизни толпою ревнивой,
После кончины моей вдвое воздаст мне мой труд.
После кончины всегда значительней древняя слава:
Громче гремя на устах, имя идет с похорон.
25 Кто бы о стенах узнал, еловым конем сокрушенных,[447]
Иль о борьбе, что вдвоем с грозным Ахиллом вели
Рек божества — Симоэнт и Скамандр, Юпитера отпрыск?
Или как Гектора труп мяли колеса в полях?
О Деифобе, Гелене, о Полидаманте, и даже
30 Кто был воитель Парис — край бы родной не узнал.[448]
Мало бы нынче речей Илион прославляло и Трою,
Взятую дважды в веках богом Эгейской горы.[449]
Да ведь и сам Гомер, глашатай ее разрушенья,
Чувствует, как его труд в сердце потомства растет,
35 Так вот и Рим прославит меня меж поздних потомков;
Славы предчувствую день: он после смерти придет.
То, что на кости мои не с презрением камень укажет.
Предугадал я давно: Ликии бог[450] так вещал.
А в ожиданье того вернемся в круг наших песен:
40 Деве привычен их звон, по сердцу будет он ей.
Некогда, молвят, Орфей трепетанием лиры фракийской
Диких зверей укрощал, ход останавливал рек.
Молвят, искусство тогда и каменья влекло с Киферона,
В звенья фиванской стены сами сцеплялись они.[451]
5 Также на песни твои, Полифем, под Этною дикой
Встарь Галатея гнала влагой покрытых коней:
Если мне милость дарят Аполлон и Вакх благосклонный,
Диво ль, что девушек рой чтит песнопенья мои?
Пусть небогатый мой дом не стоит на тенарских колоннах,
10 Свод — не слоновая кость, нет и стропил золотых,
Пусть плодовитый мой сад не сравнится с лесами феаков,[452]
Гротов затейливых в нем Марциев ключ не кропит, —
Все же Музы со мной, и милы читателю песни,
И Каллиопу давно мой хоровод утомил.
15 Счастлива та, что навек прославлена книгой моею!
Каждая песня моя — памятник вечной красе.
Тяжким усильем до звезд вознесенная ввысь пирамида,
Славный Юпитера храм, вышних подобье небес,[453]
Склеп Мавзола[454] в своем роскошном великолепье —
20 Участи общей они — гибели обречены,
Или потоки дождей, иль пламя лишит их величья,
Или под тяжестью лет сами, сломившись, падут.
Но не погибнет в веках талантом добытое имя:
Слава таланта и блеск вечным бессмертьем горят.
Снилось мне, будто лежу я в спокойной тени Геликона,
Там, где струится поток Беллерофонта коня,
Будто твоих я царей и деяния царские, Альба,[455]
Доблестных подвигов ряд струнами славить могу.
5 Слабые ближу уста к тому многоводному руслу,
Струи которого пил жаждущий Энний-отец,[456]
Пел Куриациев я и оружье Горациев славил,[457]
Быстрый Эмилия флот[458] с царским трофеем воспел,
Фабия медленный шаг к победе и мрачную битву
10 Каннскую, славил богов, чутких к обетам святым,
Ларов, от римских жилищ прогнавших войска Ганнибала,[459]
Как был Юпитера холм криком гусиным спасен.[460]
Феб, заприметив меня из чащи лавров Кастальских,
Так мне у грота сказал, к лире склонясь золотой:
15 «Что тебе делать с такой великой рекою, безумец?
Кто тебе взяться велел за героический лад?
Нет, не надейся ты здесь снискать себе славу, Проперций;
Лучше по мягким лугам в малой двуколке носись,
Чтобы почаще брала со скамьи твою книжку красотка,
20 Снова читая ее в час, когда милого ждет.
Что же страницы твои за круг предначертанный вышли?
Незачем перегружать челн дарований твоих.
Пусть уж из весел твоих одно за песок задевает,
Так уцелеешь: в морях бури погубят тебя».
25 Молвил, и мне указал его плектр из кости слоновой
Место, где свежая шла мшистой долиной тропа.
Здесь из зеленых камней раскинулась сводом пещера,
На ноздреватых камнях бубны висели кругом,
Были из глины там Муз и Силена-отца изваянья,
30 Рядом, Тегейский Пан, видел твою я свирель.
Здесь же — о стайка моя! — Венеры владычной голубки
Красные клювы свои мочат в Горгонском ключе.[461]
Девушки девять[462] полей по жребию тут поделили:
452
454
456
457
458
460
461