Ночь беззвездная такая
Ночь беззвездная такая…
Никого… Хоть волком пой.
И луна летит нагая
Над унылою тропой.
И гудит пчелиным гудом
То ли фен, а то ли бриз,
И торчит заморским чудом
Над скалою кипарис.
Славно думается ночью
О хорошем ли, плохом,
Видишь прошлое воочью,
Душу мучаешь стихом,
Сеешь хлеб и пенишь реки,
У огня — долой с коня.
Все мы — люди-человеки,
Все мы, значится, родня.
Я треплю остатки чуба,
Постигаю тайны суть:
Ты меня обманешь, Люба,
Да себя не обмануть.
С Кара-Дага дует горыч…
Ну, чего друг друга злить?
Что ж, как видно, эту горечь
Только горькой и залить.
На луне вон пятна тлеют…
Я сказал себе давно:
— Чем ты чище и светлее,
Тем заметнее пятно.
Холодок ползет по коже.
Мне, поверь, не до обид.
Никого зажечь не может
Тот, который не горит.
Одного заест тоска ведь,
Да и к горю моему
Мне тебя не облукавить —
Не умею… И к чему?
Лучше бросить все вопросы,
Обо всем забыть вокруг,
Кроме доброй папиросы,
И себя заверить вдруг,
Что во тьме уральской ночи
У речного бережка
Мне, как прежде, светят очи.
Очи милого дружка.
Крым, 1966
Горит звезда над миром старым
Горит звезда над миром старым,
Как светлячок в ином стогу.
И ходят пары… ходят пары
На затененном берегу.
А море пенится у борта,
А из трубы — огонь угля,
Как рассеченная аорта
На черном теле корабля.
Я между бочек затесался,
Летит не в уши — в душу мне
«Ура!» свирепого десанта
В свинцовом свисте и огне.
И память вновь былое тащит…
Не зря легли они, не зря,
В бушлатах, в робах немудрящих
На белых льдинах декабря.
Братки… Погодки… Еле-еле
Держу себя, чтоб не навзрыд…
Последний кубрик Коктебеля
Для вас мотыгами отрыт.
В железных скалах у причала
Навек вас принял мезозой,
И четверть века отзвучала
Над вами бризом и грозой.
…Пылают зори, как пожары,
И я забыть их не могу.
И молчаливо ходят пары
На затененном берегу.
1967
На жарком юге в горы бегаем
На жарком юге в горы бегаем,
Глазами нежим пыльный лес,
И на лужайке лошадь пегая —
Для нас — немалый интерес.
Почти что молимся мы истово
Вам, минеральные ключи,
И сердолики с аметистами
Нам часто чудятся в ночи.
А до́ма, до́ма — детка-сосенка
Сгребает в лапы облака,
И вдруг показывает просека
Медведей бурые бока.
И лось проносится, не мешкая,
В таежных марях то и знай,
И нянчит ангелов с усмешкою
Под самым небом Таганай.
В горах, за синими урманами,
На легких крыльях снегиря,
К заре над домнами и станами
Спешит озерная заря.
Ну, что ж, что место наше вьюжное,
Что наши гнейсы — не коралл.
Мы летом тянем в море южное,
А вы — гребитесь на Урал.
Он вам покажет силу пламени.
Когда дутье гудит в печи,
Он вам подаст в ладонях каменных
Свои подземные ключи.
Гостям он рад. Не пожалеете…
Возьмете сказки у старух.
И вам сыграет на жалеечке
Про ночи Севера пастух.
1966
Память о родной стороне
Разгулялась непогода,
И упрямы, как волы,
Тащат тушу парохода
Моря бурые валы.
И бегут ручьи по тропам,
И земля к исходу дня,
Та, что в зависть всем Европам,
Раскисает, как квашня.
Где ты, стынь иного края?
Холодок сухой, без зла?
Ах, сторонушка родная,
Ты теперь белым-бела!
Лишь в очах да в небе просинь,
Да еще в озерах гор.
Вся из елочек и сосен,
Вечно диво и простор!
Побережьем именитым
Я брожу. А дальний край
Тянет душу, как магнитом.
Хоть ложись и помирай!
Берег Черного моря,
1967