Вот эта "неразгаданная глубь” его стихов, еще до сих пор "не вызнанная никем до конца”, и составляет крупнейшее поэтическое явление XX века — Алексея Прасолова.
Всегда немногословно описывают тот трагический зигзаг, который раз за разом менял Прасолову жизнь, отправляя по ничтожным бытовым поводам в лагеря. Думаю, за такие мелочи вполне можно ограничиться штрафами и другими подобными наказаниями. А после первого лагеря ты уже "рецидивист” — и так далее, как поется, "срока огромные…”.
Если представить, сколько таких, как он, "бытовиков”, промахнувшихся по нелепой случайности, сидят сегодня в российских лагерях, то ты увидишь всю хрестоматийную Россию. Взять бы их всех и освободить одним махом. Какая созидательная сила вышла бы на свободу! Когда Александру Трифоновичу Твардовскому рассказали всю правду о сроках и статьях, по которым дважды с 1961 по 1964 гг. сидел в лагерях поэт Алексей Прасолов, тот отмахнулся: по таким статьям пол-России посадить можно. И сажают до сих пор, а бандиты и мошенники гуляют на свободе. Каждому своё. Такова нынешняя Россия.
Безобидный хрупкий человечек, так никем и не узнанный до конца, исполнительный внешне и строптивый внутренне — как жаль мне его и его судьбу. У него же нет даже капли лагерного, тюремного авантюризма, блатной удали или хотя бы рубцовско-есенинской бесшабашности. Он был совсем иным, чем и поразил Александра Твардовского. И тот сделал всё возможное, чтобы Алексей Прасолов досрочно вышел из заключения. Правда, сказать, чтобы Твардовский всерьез увлекся Прасоловым, как ныне утверждают многие специалисты поэзии, тоже нельзя. Да, большая подборка стихотворений в "Новом мире” еще не вышедшего на свободу поэта — была его, Твардовского, подвигом. Но отбирали стихи всё-таки не в редакции "Нового мира”. Отобрала их юный литературовед Инна Ростовцева с помощью воронежского литературоведа Абрамова. Уже на следующую подборку, высланную Прасоловым в "Новый мир”, Александр Трифонович посмотрел довольно косо, так что в актив журнала Прасолов не попал. Большой дружбы с журналом не получилось. Может быть, тоже не по тем статьям сидел, не так, как надо, лагерную жизнь описывал? "Новый мир” так и не познал по-настоящему Прасолова, хотя благодарный поэт до конца дней своих помнил великолепный, почти рыцарский шаг Твардовского. Его публикация посреди всяческой журнальной мертвечины в чем-то сродни была публикации в том же "Новом мире” знаменитого рассказа Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича”. И как угадал Твардовский: "Тут и культура видна, автор и Пушкина, и Тютчева знает, а пишет по-своему…..Да где вам понять, старые перечницы…” (Из воспоминаний о Твардовском.) На Твардовского тогда вышла смелая до отчаяния и влюбленная в Прасолова Инна Ростовцева, принесла рукопись стихов Прасолова сразу к Твардовскому домой. Он хоть и поворчал, но рукопись была принята. А так бы могла и затеряться в отделе поэзии. Всё бывало.
Инна Ростовцева, поразившая своим поступком Твардовского — это и был тот человек, который решил судьбу поэта в самую лучшую сторону… чтобы потом угробить…
Теперь я уже скажу свое, может быть, и неординарное и крайне субъективное мнение о прасоловских тюремных поселениях. Чем он там жил, теперь можно понять, прочитав удивительную книгу, составленную известным критиком Инной Ростовцевой из писем, присланных ей поэтом из тюрьмы, и вышедшую в 2003 году под заголовком "Алексей Прасолов. Я встретил ночь твою”. Книга о поэзии, книга о самом поэте, книга о его глубокой и трагической любви.