" И вдруг за дождевым навесом "
И вдруг за дождевым навесом
Все распахнулось под горой,
Свежо и горько пахнет лесом —
Листвой и старою корой.
Все стало чистым и наивным,
Кипит, сверкая и слепя,
Еще взъерошенное ливнем
И не пришедшее в себя.
И лесу точно нет и дела,
Что крайний ствол наперекос,
В изломе розовато-белом —
Как будто выпертая кость.
Еще поверженный не стонет,
Еще, не сохнув, не скрипит,
Обняв других, вершину клонит,
Но не мертвеет и не спит.
Восторг шумливо лист колышет,
Тяжел и груб покой ствола,
И обнаженно рана дышит,
И птичка, пискнув, замерла.
1972
ДЫМКИ
Дорога всё к небу да к небу,
Но нет даже ветра со мной,
И поле не пахнет ни хлебом,
Ни поднятой поздней землей.
Тревожно-багров этот вечер:
Опять насылает мороз,
Чтоб каменно увековечить
Отвалы бесснежных борозд.
И солнце таращится дико
На поле, на лес, на село,
И лик его словно бы криком
Кривым на закате свело.
Из рупора голос недальний
Как будто по жести скребёт,
Но, ровно струясь и не тая,
Восходят дымки в небосвод.
С вершины им видится лучше,
Какие там близятся дни,
А все эти страхи — летучи
И сгинут, как в небе они.
1971
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Как будто век я не был тут,
Не потому, что перемены.
Всё так же ласточки поют
И метят крестиками стены.
Для всех раскрытая сирень
Всё так же выгнала побеги
Сквозь просветлённо-зыбкий день,
Сквозь воздух, полный синей неги.
И я в глаза твои взглянул —
Из глубины я ждал ответа,
Но, отчуждённый, он скользнул,
Рассеялся и сгинул где-то.
Тогда я, трепетный насквозь,
Призвал на помощь взгляду слово,
Но одиноко раздалось
Оно — и тихо стало снова.
И был язык у тишины —
Сводил он нынешнее с давним,
И стали мне теперь слышны
Слова последнего свиданья.
Не помню, пели ль соловьи,
Была ли ночь тогда с луною,
Но встали там глаза твои,
Открывшись вдруг, передо мною.
Любви не знавшие, как зла,
Они о страсти не кричали —
В напрасных поисках тепла
Они как будто одичали.
И вышли ночью на огонь…
И был огонь живым и щедрым —
Озябшим подавал ладонь
И не кидался вслед за ветром.
Своею силой он играл —
Ему не надо было греться:
Он сам и грел, и обжигал,
Когда встречал дурное сердце.
А здесь он дрогнул и поник
Перед раскрытыми глазами:
Он лишь себя увидел в них
И, резко выпрямившись, замер,
Всё одиночество его,
Там отражённое, глядело
И в ту минуту твоего
В себя впустить не захотело.
И, одинокий, шёл я прочь,
И уносил я… нет, не память!
Как жадно всасывала ночь
Цветы припухшими губами!
Как время пёстрое неслось,
Как день бывал гнетуще вечен,
Как горько всем отозвалось
Мгновенье той последней встречи!
Прости, последней — для тебя,
А для меня она — вначале…
И стал я жить, не торопя
Души, которой не прощал я.