Звонарь
Каждое утро,
по пыльным
скрипучим
ступеням
рассвета,
поднимается он
туда, где играет солнце
на медных боках
церковных колоколов.
Истово перекрестясь,
обронив молитву,
из теплых и сонных слов,
ватой заткнувши уши
берется он за веревки,
и,
раскачав
медные
души,
распугав задремавших
солнечных зайцев
и голубей,
бросает вниз
переливы громов,
которые,
пробежав по головам тополей,
эхом волнистым
ложатся на розу ветров
и уносятся к небу.
Оглохнув от гула,
ослепнув от солнца,
задыхаясь от бесконечной радости бытия,
он пляшет под звонами,
он бьется в веревках,
как птица в сетях
дождевых струй...
Поют и поют медные глотки.
А там, далеко-высоко в небесах,
старец Господь сидит
над стаканом росяной водки
и, щеку подперев, слушает
с тихой улыбкой в глазах.
Истина
Вечно закрытая дверь
в старый чулан,
в котором хранятся
пыльные вещи, потерявшие свою актуальность,
но не утратившие своего назначения
в отличие от нее,
сохранившей свою актуальность,
но напрочь утратившей свое назначение -
хотя б иногда открываться.
Ловец теней
Ловец теней, седой могильщик снов,
О чем ты грезишь, созерцая свечи?..
Зовешь мечты? Иль вспоминаешь встречи
Печалью замутненных вечеров?
Ах не разбить наложенных оков
И не расправить старческие плечи!
О чем ты грезишь, созерцая свечи,
Ловец теней, седой могильщик снов?
Кто явится на твой тоскливый зов
Усталого, забытого предтечи?
Смотри, смотри на гаснущие свечи,
Роняя с губ венок последних строф,
Ловец теней, седой могильщик снов.
Матушке
Как-то так незаметно
ты стала совсем седой.
Ты пахнешь теперь не духами,
а чем-то забытым
и небом после дождя.
Семенишь, уходя.
Провожаю глазами,
пока не скроешься
за углом.
Побежать бы следом,
по лужам,
как раньше,
давно-давно,
взять за руку
и повести в гастроном
пить томатный сок...
Но время,
это чертово гнусное время,
это
невыносимое
бремя -
это чьи-то жестокие руки,
рвущие жизнь на клочки,
как исписанные
не теми словами листки -
рвут
и бросают на ветер.
Рвут...
и бросают...
И невозможно вернуться,
и невозможно уйти,
и не остановиться
на полпути.
Я как в детстве -
скачу за тобой
на деревянной лошадке
и не понимаю,
почему же никак
никак
не могу догнать.
Мой город — птица
Мне виделось:
мой город — птица,
свободная белая птица,
летящая
на распластанных крыльях прожитых лет
куда-то
в неверное будущее,
туда,
где то ли костер поминальный,
то ли солнечный свет
неярко,
несмело
горит в замороженном небе;
где меня нет,
где меня уж давно забыли
или просто не помнили
никогда...
Мой город — птица,
сбитая временем на земь.
И тот, кто казался
свободным,
белым,
стремительным
там, в небесах, -
теперь, на земле,
оказался
серым,
поблеклым,
промокшим в дожде,
неподвижным и жалким
поделием таксидермиста.
Мы говорим с тобою не о том
Мы говорим с тобою не о том.
Мы говорим о том, что невозможно.
И не понять, что истинно, что ложно,
И не понять, чего мы снова ждем.
Да, хуже нет, чем ждать и догонять,
Но разница порой неуловима.
А что-то важное опять проходит мимо.
А что-то нужное нам снова не понять.
Мы растерялись где-то по пути,
Мы разменяли время на усталость.
Нас снова двое. Все, что нам осталось -
Не ошибиться выходом. Прости.
Я знаю все, что можешь ты спросить.
Ты знаешь все, что я могу ответить.
Ты видишь то, что можно б не заметить.
Я помню то, что можно бы забыть.
Как грустно знать, что нет у нас "потом",
Что во вчера уйдет и этот вечер,
Что так и не понадобились свечи...
Ах да... Прости... Я снова не о том.
Не будь моею навеки
Не смотри на меня и не слушай,
не готовь мне борщ, не покупай рубашки
не жди с работы и не будь моею навеки -
это все лишнее.
Просто сделай так, чтоб иногда, проснувшись,
я видел как ты прихорашиваешься перед зеркалом,
прежде чем опять уйти от меня навсегда