1963
ЗООПАРК
Глаза пантер то вспыхнут, то померкнут.
Медведица к детенышам строга.
На сером камне дремлет серый беркут.
Качает лось волшебные рога.
Купив билет под сводом легкой арки
В большое общежитие зверей,
Заметишь ты, что люди в зоопарке
Становятся и проще и добрей.
Так явственны печаль и благородство
Слонов задумчивых и гордость рыжих львиц,
Что сладостное чувство превосходства
Здесь возникает только у тупиц.
1965
СВЕРЧОК
Трещат и венцы и крылечки,
Бульдозер их топчет, урча.
Сигает сверчок из-за печки
И в страхе дает стрекача.
И рушится домик вчерашний,
Поверженный, падает ниц —
К подножью Останкинской башни,
Вонзившейся в небо, как шприц.
1966
АЭРОПОРТ
Аэропорт — всегда загадка,
Хоть все известно наперед.
Уже объявлена посадка.
Ждет пассажиров самолет.
И странно сознавать, что, скажем,
Сегодня днем вот этот бритт
Вот с этим самым саквояжем
Войдет в свой дом на Беккер-стрит.
И не во сне — на самом деле
Индус, взглянувший на меня,
По вечереющему Дели
Пройдет в конце того же дня.
В полете нет былого риска,
Он совершается легко,
И так мы друг от друга близко,
Как друг от друга далеко.
1966
«В бело-розовом кипенье…»
В бело-розовом кипенье
Маргеланские сады.
Соловьев ночное пенье.
Шелест шелковой воды.
Эта нежность, эта сила
Возникала на холстах,
И, конечно, это было
У поэтов на устах.
Как художника работа,
Счастье смешано с тоской,
И опять услышит кто-то
Все, что слышал Луговской.
Снова хлынет за ворота
Бело-розовый прибой,
И опять увидит кто-то
Все, что видим мы с тобой.
Ну и что же, ну и что же,
Ведь и жизнь всего одна,
И всегда одно и то же
Распевает бедана.
И всегда звенят весною,
Глядя в тихие пруды,
Без меня или со мною,
Маргеланские сады.
1966
«О, разреши мне возвратиться…»
О, разреши мне возвратиться
К тебе опять, Узбекистан!
Я только две твои страницы
На этот раз перелистал.
С тобой свидание опасно,
Я путник, я не старожил,
Но ты меня легко и властно
К себе навек приворожил.
То солнцем, бьющим в виноградник,
То белизной холодных гор,
То вдруг ручьем, что будто всадник
Мчит по камням во весь опор;
То взглядом, ярким, словно искра,
Способным лед воспламенить,
То пальцами, что быстро-быстро
Связали шелковую нить;
То щек ребячьих смуглотою,
Голубоватостью белков,
То величавой добротою
И гордой статью стариков…
О, разреши мне возвратиться
К твоим садам, к твоим полям,
Взглянуть в приветливые лица,
Услышать звонкое: «Салям!..»
1966
ТРЕТЬЕ ПРОЩАНИЕ
Александру Гитовичу
Мы расстаемся трижды. В первый раз
Прощаемся, когда хороним друга.
Уже могилу заметает вьюга,
И все-таки он не покинул пас.
Мы помним, как он пьет, смеется, ест,
Как вместе с нами к морю тащит лодку,
Мы помним интонацию и жест
И лишь ему присущую походку.
Но вот уже ни голоса, ни глаз
Нет в памяти об этом человеке,
И друг вторично покидает нас,
Но и теперь уходит не навеки.
Вы правду звали правдой, ложью — ложь,
И честь его — в твоей отныне чести.
Он будет жить, покуда ты живешь,
И в третий раз уйдет с тобою вместе.