Он каждого охотно поучал,
Хотя порою
Не без удивленья
В иных глазах усмешку замечал:
Не то чтобы укор,
А сожаленье…
Таким он, помню,
Был перед войной.
Мы с ним давно расстались.
Я иной.
Лишь как мое воспоминанье вхож
Он во вторую половину века.
Он на меня и внешне не похож.
Два совершенно разных человека.
1969
«Дайте вновь оказаться…»
Дайте вновь оказаться
В сорок первом году —
Я с фашистами драться
В ополченье пойду.
Все, что издавна мучит,
Повторю я опять.
Необучен — обучат.
Близорук — наплевать.
Все отдам, что имею,
От беды не сбегу,
И под пули сумею,
И без хлеба смогу.
Мне там больше не выжить,—
Не та полоса.
Мне бы только услышать
Друзей голоса.
1969
«Мне говорили: может, гладь озерная…»
И. С. Соколову-Микитову
Мне говорили: может, гладь озерная,
А может, сосен равномерный шум,
А может, море и тропинка горная
Тебя спасут от невеселых дум.
Природа опровергла все пророчества,
Пошли советы мудрые не впрок:
Она усугубляет одиночество,
А не спасает тех, кто одинок.
1969
«Кто-то скажет, пожалуй…»
Кто-то скажет, пожалуй,
Про цыганскую грусть —
Мол, товар залежалый.
Что с того? Ну и пусть.
Я люблю его очень,
Тот цыганский романс:
Наглядитеся, очи,
На меня про запас.
Наглядитеся, очи,
На меня про запас…
Но ведь я тебя вижу
Каждый день, каждый час.
Нам неведомы сроки,
Где-то кони пылят,
И печальные строки
Расставанье сулят.
Наглядитеся, очи,
Про запас… Видно, так.
Дело близится к ночи.
Надвигается мрак.
Никуда тут не деться,
И пока не погас
Свет в глазах, — наглядеться
Я спешу про запас.
1969
АФИШИ
Закончился летний сезон в «Эрмитаже»,
В нем бродит ноябрь-водолей,
И небо нависло, подобное саже,
Над сеткою голых аллей.
Шуршат под ногами обрывки афиш,
Никто их убрать почему-то не хочет,
И ветер их гонит,
И дождик их мочит,
И время их точит, как мышь.
Пятнает веселое имя артиста
Подошвы разлапистый след.
Как пусто в саду,
Как в нем зябко и мглисто,
Как скуден естественный свет!..
А мы всё поем, лицедействуем, пишем
Во власти той вечной тщеты,
Что каждой весной подставляет афишам
Фанерные эти щиты.
1969
ШЕРБУРСКИЕ ЗОНТИКИ
Он и она. Мы можем их понять.
Она беременна. И вдруг его призвали.
Солдата посылают воевать.
Печальное прощанье на вокзале.
Соблазны героиня гонит прочь.
Не за горами заключенье мира.
Но мать сумела повлиять на дочь,—
Та предпочла солдату ювелира.
А вскоре возвращается солдат.
Идет в бистро. Мы видим — он хромает.
И все кругом совсем как год назад.
И все не так. Чего-то не хватает…
Бензоколонка. Черный «кадиллак».
В нем дама с девочкой, глядящей
из-за шторки. Солдат бензином заправляет бак,
А дама зябнет в драгоценной норке.
Обыкновенный, в сущности, рассказ.
Тот симбиоз поэзии и прозы,
Который вечно трогать будет нас
И вызывать сочувственные слезы.
1970
«Под шестьдесят. И смех и грех…»
Под шестьдесят. И смех и грех.
Давно ль я знал заранее,
Что окажусь моложе всех
Почти в любой компании.