В лирике последних лет большое место занимают также вопросы творчества, поэтическая исповедь.
Воспевая литературный труд, поэт заодно воспевает человека, так как в творчестве преодолеваются и слабости человека, неизбежно связанные с его заземленностью.
Несмотря на необыкновенно широкий диапазон душевных состояний, стихи, вошедшие в последние книги поэта, объединены общим лирическим настроением, единой внутренней тональностью. В них, как и в послевоенной прозе писателя, ощущается непоколебимая вера в раскрепощенную силу человека, в победу человеческих идеалов, живет радость жизни, любовь к людям, к природе.
Подвизаясь в литературе в течение более семидесяти лет, Тудор Аргези и в последние годы не растратил своей энергии. Он продолжал писать вплоть до самой смерти, наступившей 14 июля 1967 года, активно участвуя в то же время в политической и культурной жизни страны. Двадцатилетним юношей он писал:
О, дай мне власть над вечностью-рекой —
Я утоплю в ней мир порочный, тусклый,
Чтоб добрый, светлый мир другой
Потоком хлынул в это русло!
(Перевод В. Корчагина)
Этой своей задаче — сменить больной мир здоровым и ясным — Аргези остался верен до конца.
ДУМИТРУ МИКУ
ЗАВЕЩАНИЕ
© Перевод Н. Павлович
Тебе наследство, сын мой, — только имя
На этой книге с песнями моими,
А книга — лишь ступень вечерней тени,
Идущей от далеких поколений.
От предков до тебя по темным ямам
Пришлось ползти моим отдам упрямым,
А сильному и молодому сыну
Легко теперь подняться на вершину.
С глубокой верой, с трепетом сыновним
Ты книгу положи под изголовьем,
Как перволетопись рабов, — с костями
Такими ж, как мои, под кожухами.
Ведь для того чтоб нам сменить впервые
Плуг на перо, усилья вековые
Дед-пахарь делал, выходил на вспашку
И понукал седых волов упряжку.
Я, вслушавшись, как гонит дед скотину,
Взял нужные слова, чтоб петь их сыну
Над колыбелью; долгие недели
Я их вынашивал, чтоб в сердце пели
И превратились в грезы и в иконы,
Из тряпок сделал почки и короны,
И превратил я в мед свой яд разящий,—
От превращенья стал он только слаще.
Сучил я тихо нити оскорблений,
Рождая звук проклятий и молений,
Взяв пепел мертвецов, я сделал бога,
И, каменный, стоит он у порога.
Я долг свой выполняю на вершине…
Рубеж. Два мира перед ним в долине.
Всю боль глухую, горечь нашей муки
Вложил я в скрипку. Пусть под эти звуки,
Как под ножом козел, хозяин бьется!
Пусть кровью наше горе отольется!
И создал я из гноя и блевоты
Невиданные ценности, красоты.
Бичи, что мы терпели, стали словом,
Спасеньем, постепенным и суровым,
Ростка живого общих преступлений.
То ветки право, вышедшей из тени
На свет лесной поляны и на воле
Родившей плод извечной нашей боли.
Полеживая на софе лениво,
Грустна царевна в книге и красива;
Слова что бронза и слова что пламя,
Слова — железо, сжатое клещами,
Здесь, спаянные тайно, в брак вступают.
Раб создал книгу — господа читают,
Не узнавая в глубине напева
Моих отцов зиждительного гнева.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ МИЦУРЕ
© Перевод Э. Александрова
Боже, в царстве тридевятом
Сделай для моей девчушки
Домик из цветов и мяты,
Вот такой, с кошачье ушко.
Озерко, чтоб под оконцем
Спичку-лодочку качало,
Чтобы звезды, чтобы солнце
Синева его вмещала.