О незабвенное то время,
когда мы были вместе!
Где взоры нежные найти мне?
И голос чудный где?
Что в красоте моей любимой
понять сердцам враждебным?
Где солнца блеск неугасимый? —
светильник скудный — где?
Земля у твоего порога
даст глазу исцеленье —
Так где же мне найти в чужбине
путь многотрудный? Где?
На подбородок нежный глядя,
ты ямки берегись там,
А то — где кончишь, сердце, путь свой
ты безрассудный — где?
Мой друг, не жди ты от Хафиза
спокойствия, терпенья:
Где знать ему покой, терпенье,
сон непробудный — где!
«Вчера из мечети вышел...»
Вчера из мечети вышел
наш шейх — и попал в погребок.
Товарищи суфии, нам-то
какой же в этом урок?
Лицом повернуться ль к Ка'бе —
нам, мюридам простым, —
Когда наш почтенный учитель
прямо глядит в кабачок?
Давайте станем жильцами
трущобы магов и мы —
То в день предвечный решили,
таков уж, видно, наш рок!
Узнать бы мудрым, как сладко
сердцу в оковах кудрей —
За теми цепями в погоне
безумцы сбились бы с ног.
Едва лишь сердцу в добычу
попался душевный покой —
Ты кольца кудрей распустила,
и он ускользнул под шумок!
Раскрыл мне твой лик благодатный,
как милости чудо понять[28],
И вот — кроме «благо» и «милость»
в тафсире не вижу я строк.
Из камня пускай твое сердце —
неужто не вспыхнет оно
Огнем пепелящим стенаний,
в которых мой сон изнемог?
Кудрей твоих ветер коснулся,
и мир почернел предо мной —
Вот прибыль одна, что из мрака
кудрей я любимых извлек!
Стрелою стенаний пронзаю
я небо — замолкни, Хафиз!
Щади свою бедную душу —
убьет тебя этот стрелок!
«Когда в удел мне погребки...»
Когда в удел мне погребки
даны веленьем бога —
За что ж, о праведник, скажи,
меня ты судишь строго?
Раз чаша винная кому
от века суждена,
Не должно то зачесться в грех
у райского порога!
Скажи ты суфию — ханже,
что рубище надел,
Где — хоть коротки рукава,
да руки тащут много:
«Ведь носишь рубище свое
из лицемерья ты,
Сбиваешь божьих ты рабов
на ложную дорогу!»
Склонюсь я пред величьем тех,
кто пьянствует и нищ,
Кому и тот и этот мир —
лишь два ничтожных слога.
Лишь в погребке моей мечты
свершенье я найду,
Противны сердцу медрессе
и суфиев берлога!
О подаяньи брось, Хафиз,
ты клянчить у дверей:
Получишь то, что пожелал,
лишь изволеньем бога.
«Ты знаешь ли, о чем ведут...»
Ты знаешь ли, о чем ведут
беседу чэнг и тара?
«Тайком вино должны вы пить —
грозит за это кара!
Честь отнимают у любви,
у любящих — красу,
Клеймят позором молодых,
и нет пощады старым.
Велят не слушать и молчать
о таинстве любви...»
Да, слухи темные растут,
как на дрожжах опара!
Дурачат сотней пустяков
нас — тех, кто за дверьми;
За занавеской бы, узнать —
что там у них за свара?
И старца магов — погляди! —
опять винят во всем —
Боюсь, что праведников рать
ему нагонит жара!
Честь за полушку продают,
за ласковый посул —
Барыш теряют, у кого
красивых глазок пара.
Одни настойчивостью мнят
снискать себе любовь,
Других же ставка — на судьбу:
те ждут ее, как дара,
Но в мире ты не уповай
на истинный успех:
Здесь кухня ведьмы, где творят
любую вещь из пара[29].
Хоть философский камень все
добыть хотят глупцы[30],
Но ничего не извлекли
из грязного нагара.
Так пей вино! Шейх и молла,
Хафиз и мухтесеб[31]
Как посмотреть — один обман
все тайны их и чары.
Увы! Где нам найти
дней юности наряд?
Когда б его узор
нам вечно тешил взгляд!
вернуться
Чудо милости — один из религиозных вопросов в толковании Корана, преподаванием которого занимался Хафиз.
вернуться
Кухня ведьмы — средневековое (европейское) название алхимической лаборатории, о которой здесь идет речь.
вернуться
Философский камень (иначе эликсир) — главный предмет поисков алхимиков — вещество, прибавление которого к сплаву должно якобы превращать простые металлы в золото.
вернуться
Мухтесеб — полицейский чин, на обязанности которого лежало наблюдение за нравственностью в городе, в особенности по части запрещенного мусульманским законом питья вина. Возможно, что упоминание мухтесеба здесь двусмысленно, и Хафиз имел в виду эмира Мубарез-эд-Дина, прозванного Мухтесебом за его строгости. См. очерк К. Фрейтага. В кавычках — стих из Корана.