Вслед за этим, в 1891 году, в Калькутте появился полный (прозаический) перевод Хафиза Вильберефорс-Кларк (два больших тома in folio с массой примечаний, пояснений и т. д. К сожалению как перевод этот, так и его примечания мало пригодны, так как переводчик всего Хафиза сплошь толкует «иносказательно»). В 1897 году в Лондоне вышел прекрасный английский стихотворный перевод части дивана Хафиза (43 газели), исполненный Гертрудой Лотиан Белл (Gertrude Lowthian Bell). Этот перевод по изяществу и вместе с тем близости к подлиннику превосходит немецкий перевод Боденштедта. В 1898 году в Лондоне появился стихотворный перевод 28 газелей из Хафиза, исполненный В. Лифом (Walter Leaf); переводчику удалось передать очень близко к подлиннику не только текст и форму (газель), но метрические размеры подлинника. В 1901 году в Лондоне появился еще «Полный стихотворный английский перевод дивана Хафиза», тоже трехтомный, исполненный Пэйном (John Payne). Особыми достоинствами он, впрочем, не отличается.
Французы Хафизом интересовались очень мало, удовольствовавшись тем, что им дал в 1799 году англичанин Уильям Джонс.
В России за XIX век ничего почти по переводам Хафиза сделано не было. В начале XX века появились первые статьи о нем в «Истории Персии и ее литературы» А. Е. Крымского (М., 1906). Там же были помещены: 1) выборки из даумеровской переделки Хафиза в переводе А. Фета и М. Прахова (35 с), 2) прозаические переводы А. Е. Крымского (10 с.) и 3) стихотворные переводы акад. Ф. Е. Корша. Неплохие по передаче содержания стихотворные переводы Ф. Е. Корша вошли впоследствии в редактировавшуюся А. Е. Крымским посмертную книжку Ф. Е. Корша «Персидские лирики X—XV вв.» (М., 1916), но оказались там перемешаны с частично никуда негодными переводами рядадругих лиц. Вот и все, что было напечатано из Хафиза в России до революции. В вышедшей на украинском языке книжке акад. А. Крымского «Хафиз та його пiснi» (Киев, 1924) на страницах 64— 121 приведено около ста газелей, отрывков, четверостиший и т. д. из Хафиза на русском языке в стихотворных переводах А. Е. Крымского, Н. В. Де-Витта, Н. Н. Лозеева, В. Г. Рафальского, И. П. Умова, В. Белановича, М. Прахова, А. Фета и В. Г. Тардова. Из этого количества 35 переводов М. Прахова и 7 А. Фета переводами из Хафиза не являются, так как это переводы из Даумера, на хафизовские темы; таким образом на долю Хафиза собственно в этом отношении остается около тридцати вещей. Можно смело сказать, что до настоящего времени человек, не знакомый с персидским, немецким или английским языком, не имел возможности составить себе представление о Хафизе.
К. Фрейтаг
Творчество Хафиза
В ряду великих классических поэтов средневекового Ирана, в частности среди «семи величайших», о которых говорил еще Гете, Хафиз — один из самых поздних. Это обстоятельство отразилось на характере творчества Хафиза. Уже до него были созданы все формы поэзии — эпической, панегирической, философской, дидактической и лирической, из которых сложился круг классической поэзии Ирана, дошедший до наших дней. Эти формы не только были созданы как опыт, но и утвердились как канон, как твердо установленные образцы, от которых персидская литературная поэзия не отступала до XX века.
Историческая обстановка, в которой жил Хафиз, характеризовалась крайней неустойчивостью политических и социальных условий. Закат уже разлагавшегося монгольского владычества снова дал жизнь заглохшим было при мощном централизме монголов феодальным войнам и распрям. Родина Хафиза — значительно удаленный от центра страны к югу Шираз — пользовалась, правда, несколько большим спокойствием, чем северные области, где развертывались главнейшие исторические события. Но междоусобные войны крупных феодалов, властителей провинции, и династические перевороты в их среде делали неустойчивым положение и более мелких феодалов. Отсюда проистекала общая неустойчивость в среде правящего класса, что привело к ощущению шаткости и неуверенности в этой среде.
Хафиз происходил из той прослойки городского населения, которая не играла в этот период никакой политической роли, не имела ни ясного будущего, ни обеспеченного настоящего. Он был преподавателем богословия в высшей духовной школе одного из крупнейших центров образованности и таким образом принадлежал к группе, которую мы назвали бы наиболее квалифицированной интеллигенцией.
В силу ли своего происхождения из сравнительно мало обеспеченных кругов городского населения или благодаря личным свойствам характера, но Хафиз не стал в положение тех поэтов, которые были прямыми идеологами верхушки господствующего класса. Он не был ни панегиристом, как многие поэты из его предшественников, имевшие непосредственных хозяев-властителей, при дворе которых они состояли; он не был также многоопытным и гибким хранителем традиций, как недавний его предшественник Са'ди, написавший целый поэтический кодекс морали и житейской мудрости своего времени.