Воистину блаженна наша вера.
Придет, но только вот не Ланцелот.
Давно пора ждать в гости Люцифера.
Придет, сметет уставший этот мир,
Свершит добро впервые, напоследок.
Тогда спадет ничтожный наш кумир,
И явится его великий предок,
И упадет кровавая звезда,
И сын волков родится у кого-то...
И вот тогда поймем мы, лишь тогда,
То, что напрасно ждали Ланцелота.
Тонко
Она была так хороша, так нежна, но вот те на: она была чужая чья-то жена, осуждена, больна, безумна, обречена, как вся страна, в которой долго назревала война, и вот она. А он был для нее слишком плох: дурак и лох, и как он там растил двоих своих крох, то знает Бог, а как он сам еще выживал, никто не знал. Он не был добр, его звериный оскал все выдавал. Сто лет назад еще супруга была, вон родила, намучалась, потом другого нашла и с ним ушла. А он остался в коммуналке один среди картин, обоев рваных, ярких витрин, где магазин, в котором его знал продавец, тот сам отец, уже полгода безутешный вдовец, врачи сказали, что не жилец, и он старается приблизить конец, за стопейсят бутылка и огурец, он молодец. Настало время возвращаться к любви. Ну познакомились неважно как, и..... Герой, короче, все, что надо, узнал, ее послал. Купил бутылку и пошел на войну, зачем-то нужно брать чужую страну, ее отправил к мужу, тот оставил одну за всю вину. Приняв вину, вино, купив молока в том магазине у того мужика, она уплыла далеко в облака, сказав пока. И растворился в придорожной пыли весь этот сон о погибшей любви. Но суть-то в том, что у священной земли есть корабли, права Диана, но, плыви-не плыви, ты все равно окажешься на мели, и нет пути из той священной земли, и нет альтернативной любви, да и не надо, потому и не рви. Тонко.
***
Сначала - звук, никак иначе,
Без звука нет ничего нового,
Но звук один немного значит,
И после звука было слово,
Потом слова сложились в строчки,
Добавлен перечень имен...
В конце всего - большая точка,
И этот мир был сочинен,
Потом прекрасно зарифмован,
Прошел через цензуру с боем,
И после был опубликован
На первой полосе Плейбоя,
Среди красоток безупречных
И в безупречных туалетах.
Плейбой потребен, статус вечен,
Перефразируя поэта.
Мы этот вечный стих читаем
На протяжении всей жизни,
И вдруг случайно замечаем,
Что в этой строчке нету рифмы.
Одна, всего одна оплошность,
Цензуры ль требованье это,
Бессмысленной, жестокой, пошлой,
Висящей вечно над Поэтом?..
Мы это не сейчас узнали,
И это стало нам судьбою:
Забыли, не зарифмовали
В соседних строчках нас с тобою,
И вот висим вдвоем в пространстве
И портим общую картину.
Нас удалят за хулиганство,
Таких хороших и невинных.
И как бы мы не обижались,
Уже нет смысла обижаться.
Мы сами не зарифмовались.
Сейчас 14.17,
На улице, наверно, снежно,
Лежу, болею, не уверен,
И радуюсь, что все же реже,
Чем раньше, я теперь болею.
***
Все стало как-то не совсем,
Все стала как-то не вполне.
В слегка морозец, в минус семь,
Слегка учавствуем в войне,
Чуть-чуть любовь, чуть-чуть тоска,
Изящный полуоборот,
Слегка репрессии, слегка
Согласен с ними мой народ.
Почти шагаем на убой,
Частично прячась от проблем,
И я боюсь, читатель мой,
Тот день, когда придет совсем.
Запрет
Он проснулся в 07:46,
Слушал радио в автомобиле,
Собирался заехать поесть...
И узнал, что его запретили.
Она ровно в двенадцать часов,
За столом прочитала в газете
Между мертвых картинок и слов
О своем абсолютном запрете.
Солнце встало, успев на рассвет,
Улыбнувшись двоим на балконе.
В это утро на солнце запрет
Был по пунктам прописан в законе.
Птицам петь перестали - нельзя,
Солнце скрылось, боясь наказанья,
В полный мрак погрузилась Земля,
В бесконечный запрет на сознанье,
На вопрос и на четкий ответ,