Фердулф встал в центре передовой линии. Они с Араджисом составляли еще более невероятную пару, чем Араджис и Лис.
— Отправим их обратно за горы! — вскричал Фердулф и взмыл над первой шеренгой, словно живое знамя. Солдаты, особенно люди Араджиса, видевшие в нем лишь полубога, а не несносного огольца, восторженно заулюлюкали.
— Вперед! — вскричал Араджис.
И под очередной радостный вопль, а также под грохот колес и скрип несмазанных осей колесницы покатили на юг.
Вэн, находившийся в той же повозке, что и Джерин с Дагрефом, пробурчал:
— Ну, что ж, еще одна схватка. — Он взвесил в руке свое копье. — Заставим этих парней пожалеть, что они появились на свет.
Араджис вновь вскричал:
— Наш клич — Север!
Раздался третий вопль, еще более громкий, чем два предыдущих.
Джерин положил руку на плечо Дагрефа:
— Правь лошадьми так, как я тебе прикажу, или так, как тебе покажется правильным, если я буду слишком занят, чтобы отдавать распоряжения. Да хранят тебя боги.
— И тебя, отец. И всех нас, — ответил Дагреф и нахмурился.
Хотя он стоял к отцу спиной, тот это понял, заметив, как плечи сына чуть подались вперед.
Сделав паузу, чтобы, как всегда, поразмыслить, Дагреф продолжил:
— Но, разумеется, боги не смогут охранять каждого. Зачем же тогда произносить эти слова?
Раз уж накануне сражения Дагреф ударился в философию, то он вряд ли запаникует, когда оно начнется. Сам Джерин никогда не шел в бой с подобными мыслями. И Дарен, наверное, тоже. Но если философия помогает его первенцу от Силэтр сохранять присутствие духа, он лично сетовать на то не станет.
Армия перевалила через первую небольшую возвышенность. Колесницы как раз съезжали со склона, когда на вершине второй возвышенности, о которой упоминал гонец, показались головные колесницы войска, которое выслала Элабонская империя, чтобы вернуть себе северную провинцию, оставленную ею поколение назад.
При виде врага люди Джерина и Араджиса издали громкий вопль, в котором мешались ненависть и насмешка.
— Держитесь ровней! — рявкнул на них Араджис. — Клянусь отцом Даяусом, я отрежу яйца первому экипажу, который рванется вперед. Держите линию.
И линию стали держать. Ибо нешуточная угроза навела страх даже на самых отчаянных храбрецов. А из-за гребня второго холма все появлялись и появлялись имперские колесницы. По мере приближения они разворачивались, образуя свою линию, которая, как видел Лис, становилась все шире. Он пожалел, что его люди и люди Араджиса не подобрались к врагам настолько, чтобы ударить по ним раньше, чем те приготовятся к бою. Но все эти сожаления, как всегда, ни к чему не вели.
— Все их колесницы одинаковые, — сказал Дагреф. — Разве это не странно?
— В общем-то нет, — ответил Джерин. — Там, в городе Элабон, у империи имеются военные мастерские, где кузнецы и плотники изготавливают оружие для всей имперской армии. У них есть единые шаблоны для копий, для шлемов, а также для колесниц. А у нас все иначе: в каждой крепости работает свой плотник или колесный мастер с собственным представлением о том, как изготавливать те или иные вещи.
— Тогда получается, что их колесницы должны быть лучше некоторых из наших и хуже других, — сделал вывод Дагреф. — Если они так и будут делать их по одному и тому же образцу, в то время как мы станем пробовать разные варианты, рано или поздно все наши колесницы превзойдут имперские по всем статьям.
— Или мы придумаем что-нибудь и вовсе новое.
Джерин посмотрел на восток, не видны ли там конники Райвина. В принципе он был рад, что не увидел их за деревьями, словно бы огораживавшими ложбину, которая в самом скором времени должна была стать полем брани. Если всадники сумеют незамеченными обогнуть этот естественный заслон, то наверняка устроят противнику гадкий сюрприз.
— Элабон! Элабон! Элабон!
Вражеские солдаты тоже кричали, причем весьма ритмично и в унисон, в отличие от громкого неразборчивого рева, исходившего от северян. И внешне они тоже были гораздо более единообразны, чем воины Джерина и Араджиса. Ведь последние экипировались в меру своих возможностей и способностей. Волей-неволей молодцеватый вид парней из-за Хай Керс навел Лиса на мысль о воинах Свирепого Роса, с чьей помощью тот впервые завоевал северную провинцию пару столетий назад. Это сравнение его встревожило: воины Роса были во всех смыслах самыми сильными бойцами, каких только можно себе представить.
— Это будет самое крупное сражение на колесницах, которое я когда-либо видел, — проговорил Вэн, глядя, как все больше и больше имперских повозок выкатывается из-за холма.
— Самое крупное сражение на колесницах, которое когда-либо видела эта часть света, — поправил Джерин. — Если только тут не было более крупных битв, когда мы, элабонцы, впервые вошли в эти земли.
Не успел он произнести «мы, элабонцы», как тут же почувствовал себя несколько странно. Он считал себя элабонцем, говорил на элабонском языке и поклонялся элабонским богам. Он почитал элабонскую цивилизацию (включая те ее достижения, что были позаимствованы или украдены у Ситонии). А теперь он намеревается приложить все свои силы, чтобы разгромить солдат Элабонской империи.
Впрочем, если он этого не сделает, они убьют его. Что ни говори, а это существенный аргумент в пользу драки.
Фердулф взлетел высоко вверх, выкрикивая оскорбления в адрес солдат имперской армии. Джерин не знал, на что еще способен маленький полубог, но даже это умение могло пригодиться, учитывая, насколько он поразителен сам по себе. Тем более, Фердулф, возможно, и сам не знает, на что он способен. Надо же поначалу попробовать свои силы, а потом посмотреть, что у тебя получается, а что нет.
Обращаясь к Дагрефу, Джерин сказал:
— Увидишь имперских магов, правь к ним. Если мы сумеем от них избавиться, то окажем себе гораздо более существенную помощь, чем разделываясь с простыми солдатами.
Дагреф кивнул.
Джерин завел руку за плечо, вытащил стрелу из колчана и натянул тетиву. Оба войска быстро сближались. Полетели первые стрелы, но цели они не достигали. Всегда находились солдаты, не могущие с собой сладить и дождаться того момента, когда у них будет достаточно шансов попасть. Они-то и начинали стрелять раньше.
Вражеские колесницы все увеличивались в размерах. У Джерина пересохло в горле, сердце отчаянно колотилось.
Он понимал, почему самые нетерпеливые воины принимались стрелять слишком рано. Таким образом у них создавалось ощущение, что битва уже началась и томительное ожидание кончилось. Вэн, подпрыгивая на ухабах, бормотал:
— Давай… давай… давай.
Вряд ли он отдает себе в этом отчет, подумал Джерин. Чужеземец тоже хотел поскорее вступить в бой, но у него не было лука.
Впереди — прямо на них — мчался имперский малый в позолоченных латах и шлеме. Видимо, это был офицер. Во всяком случае, он представлял собой неплохую мишень. Джерин прицелился, плавным движением оттянул тетиву к уху и выпустил стрелу. Тетива хлестнула по кожаному браслету у него на запястье. Он выхватил другую стрелу, прицелился и снова выстрелил.
Офицер в позолоченных доспехах не упал. Чтобы поразить цель из лука, стоя в вихляющейся колеснице, требовалась большая удача даже для самых лучших стрелков. Конечно, при достаточном количестве стрел в колчане успех в конце концов достигался. То там, то здесь и с той и с другой стороны слышались крики. Люди падали и вываливались из повозок, а те, подпрыгивая, катились дальше. Лошади тоже с диким ржанием валились на землю, отчего колесницы, влекомые ими, начинало отчаянно заносить. Подчас они даже сталкивались друг с другом, увеличивая количество жертв.
Жужжа, словно сердитый шмель, мимо уха Лиса пролетела стрела. Он встряхнул головой, будто и впрямь отгоняя назойливое насекомое. Действительно, когда в воздухе столько стрел, некоторые из них просто не могут не достичь пели. К большому несчастью для тех, в кого они угодят. Левое плечо Лиса уродовал бледный от времени шрам — он знал, сколько боли причиняют такие ранения.