— Дорога на месте. Вернее, она опять появилась. В любом случае, кажется, будто она никогда и не исчезала.
— Да, так и есть.
Вэн пристально взглянул на Джерина. Через миг взгляд его сделался обвиняющим.
— Ты знал, что это произойдет? Отвечай!
— Это? — Джерин покачал головой. — Я понятия не имел, что именно произойдет. Я просто надеялся, что с южанами в этом лесу что-нибудь приключится, и мне повезло: я оказался прав.
— Не в лесу, — поправил его Дагреф. — Под деревьями. Так оно будет точней.
— Какая разница, черт подери? — воскликнул Вэн. — Лес, деревья. И что же? Ты ведь не бард, чтобы точить слезу, когда что-нибудь не рифмуется.
Он умолк на какое-то время.
Вид у Дагрефа был на редкость самодовольный, но он ничего не сказал — редкая выдержка для юнца его возраста. Джерин тоже не проронил ни словечка. Затянувшаяся тишина подсказала чужеземцу, что он чего-то недопонимает. Несколько отставая в сообразительности от Джерина с Дагрефом, великан был далеко не дурак.
В следующее мгновение Вэн щелкнул пальцами.
— Предсказание?!
Дагреф расплылся в улыбке. Джерин кивнул.
— Да, предсказание, — подтвердил он.
Вэн хлопнул его спине, едва не выкинув из колесницы.
— Ты хитрый сукин сын! — сказал он восхищенно. — Ты и вправду хитрец. Когда Сивилла упомянула о бронзе и дереве, я подумал, что она, безусловно, имеет в виду мечи, копья и наконечники стрел, с одной стороны, и боевые повозки — с другой. Как тут подумать иначе?
— Я тоже сначала так решил и не стыжусь в этом признаться, — сказал Джерин. — И мы продолжали сражаться с южанами, а они продолжали давать нам по зубам. Неудивительно, если вдуматься, раз у них почти вдвое больше людей, чем у нас.
— Когда ты вновь и вновь убеждаешься, что не прав, то поневоле начинаешь задумываться, а верно ли тобой поняты пророческие слова, — заметил Дагреф в манере, потрясающе схожей с отцовской. — Когда Райвин вызвал Маврикса, а тот отказался нам помочь, часть прорицания исполнилась.
— Верно, — кивнул Джерин.
— Однако некоторые его строки по-прежнему меня озадачивают, — продолжал Дагреф. — «Те, что дерзят, огрызаясь и рея». На кого это или на что, ради всего святого, намекал в этом случае бог?
Джерин глянул на Вэна. Чужеземец посмотрел на него. Нельзя было точно сказать, кто из них первым заулыбался. Дагреф возмущенно фыркнул. Все еще улыбаясь, Джерин произнес:
— Эта часть предсказания казалась мне очевидной даже тогда, когда все остальное выглядело совершенно неясным.
— Мне тоже, — добавил Вэн.
— Что ж, а я ничего тут не понимаю, — заявил Дагреф, злясь все сильней. — И к тому же позволь мне сказать тебе…
— Нет, позволь-ка уж мне кое-что тебе сказать, — перебил его Лис. — Вот ты сейчас огрызаешься, разве не так? Реять в воздухе, правда, тебе не под силу, но это отлично умеет один известный тебе мелкий типчик.
Дагреф замер и уставился на него во все глаза.
— Фердулф? — произнес он неожиданно тихо.
Джерин кивнул. Глаза Дагрефа стали еще шире.
— Фердулф и я?! Как только прозорливцу могло прийти в голову упомянуть о нас в своем прорицании?
Вэн рассмеялся:
— Ты, разумеется, не самый многообещающий паренек, но трудно судить о резонах бога. Мало ли что у него на уме.
Дагреф повернулся и бросил на Вэна негодующий взгляд. Он открыл рот, и по выражению его лица Джерин понял, что сейчас будет сказано. «Может, вы обо мне и не очень высокого мнения, но ваша дочь полагает иначе!» — явно вертелось у сына языке.
Без малейшего промедления Джерин пнул дурня в лодыжку, и вместо слов изо рта Дагрефа вырвался вскрик.
— На этой дороге, — невозмутимо сказал ему Джерин, — лучше смотреть только вперед, не отвлекаясь на досужие разговоры.
Пинок — не слишком изысканный способ указать вознице на нерадивость. Грубее его лишь удар дубинкой по голове. Как ни странно, Вэн не усмотрел ничего особенного в действиях Лиса. Но еще более странно, что Дагреф покорно их снес.
Однако в следующее мгновение Лис и думать забыл о неприятности, в какую без его деятельного вмешательства мог влипнуть Дагреф. Сквозь стук лошадиных копыт, скрип осей и общее дребезжание королевской повозки он различил шумы, издаваемые другой движущейся колесницей. Она направлялась на запад, то есть прямо к ним.
— Остановись, — велел Лис Дагрефу и потянулся за спину, за стрелой.
Когда он натягивал тетиву, рука у него дрожала. Сердце бешено колотилось. На лбу выступил холодный пот. После того ужаса, что сотворил с армией Элабонской империи зловещий лес, кто может сейчас раскатывать под его жуткой сенью? Или, возможно, правильнее спросить: что?