Лис в жизни знал только одну великую радость — жить в этом мире, двигаться вместе с планетой, утопать в снегах зимой, бегать по лужам летом, рыть ходы в сугробах и спать в траве под свист перепелок и мигание звезд. Не было для него ни большей радости, ни меньшей. Просто Лис не был человеком.
Да, она заблудилась. Одета в платок, линялую синюю юбку и старую телогрейку, на ногах валенки. Молоденькая совсем, лет пятнадцать. Шла, оглядываясь, задевая тяжелыми рукавицами снег. Растрепанная, с жалким лицом, затягивала поминутно концы платка, утирала рукавицей мокрое от снега лицо. Кажется, вот-вот заплачет и продолжает мотаться по белым полям среди плотной пурги. Лис осторожно крался следом, подвывая в тон пурге и с интересом наблюдая за девчонкой. Когда один раз она вдруг круто повернула, он с визгом нырнул в снег и едва успел замереть. Она прошла мимо, всхлипывая и поскуливая, задела его рукавицей. Бес прополз пару шагов под снегом, как крот, и высунул любопытную голову наружу. Она шла в сторону лога, по которому весной весело бежит вода, а летом густо стоит высокая трава. Её там не косят — неудобно, и она вырастает зеленая и сочная, в рост ребенка. Люди обходят это место стороной. Говорят, будто здесь похоронен кто-то. Похоронен без креста, без причастия, глухой ночью. Закопали его, прибили землю руками и ушли. Может, были то беглые люди, а может разбойники проводили своего атамана до земляной калитки. Кто лежал здесь, кто его хоронил, никто из людей про то не знал, а те, кто знали, людям ничего не рассказывали.
Лис кидал в заблудившуюся снегом, улюлюкал и визжал. Иногда садился и ждал, чтобы на носу скопилась горка снега, но снег таял и стекал по губам. Лис слизывал его, и снова бежал к девчонке, танцуя в снежном вихре. Один раз заигрался, угукнул по совиному, потом понял, что сглупил, и захохотал, что есть мочи. Девчонка удивленно оглянулась, не понимая, откуда здесь взяться сове, но тут же забыла об этом и пошла дальше.
Путаясь, ходя кругами, она подошла к логу. И тут Лис придумал новую шутку. Он забежал вперед нее и подошел к кусту шиповника. Обежал его несколько раз, похлопал по веткам открытой ладонью, стряхивая снежную крошку, и запел, скача вокруг по колени в снегу.
Хлопал в ладоши и смахивал падавшие на тоненькие веточки снежинки. Потом отпрыгнул от куста и стал бросать в него снег охапками. Тот охватывал ветки толстой шубой, не опадая. Лис еще потанцевал и стал сбивать белые покровы, из-под которых появились зеленые листья и цветы. Снег таял на их кроваво-красных лепестках. Лис пососал уколотый шипом палец и ухнул в снег по макушку. Оттуда донеслось то ли подвывание, то ли песня.
Девочка вышла из метели и увидала сотворенное Лисом чудо. Около него даже метель бушевала чуть слабее. Лицо ее вдруг приняло плачущее выражение, она оглянулась. Вокруг нее стеной стояла пурга. Лис осторожно высунул голову из-под снега, стал с любопытством за ней наблюдать. Она застыла и, закричав, бросилась прочь. Из снега с визгом вылетел бес и, заплетаясь от смеха ногами, помчался следом. Она бежала что есть сил, платок ее съехал набок, с руки упала рукавица. Лис подобрал ее и побежал догонять.
Через сотню шагов девочка без сил упала на руки, задыхаясь, замерла. Лис отсмеялся сидя неподалеку, но радость не проходила. Тогда он лег плашмя на спину, мелко-мелко затрясся и стал уходить под снег. Когда почуял спиной землю, принялся с силой бить по ней пяткой, приговаривая:
— Иди-ка сюда, дружок.
Прошла минута, за ней другая. Девочка так и стояла на четвереньках. Медленно вытащила руку, на пальцах налип снег, они посинели и не сгибались. Она поднесла ее ко рту и, дыша на пальцы теплом, по-щенячьи заплакала.
Вдруг, где-то совсем близко послышалась дурная пьяная песня. Ребенок поднял голову и увидел сквозь метель подъезжающего в санях Кольку Епишкина — пьяницу, горлопана и бабника.