— Догорит, головешки растащим, и все. Смотреть только, чтоб искры ветром не унесло.
Отряхнул испачканные снегом штаны и поежился, ощутив холод. Обхватил себя руками и повернулся, собираясь вернуться обратно в теплую постель.
Внимание привлекло истошное мяуканье. Александр всмотрелся и увидел сидящую на карнизе чердачного окна кошку. Бедная тварь, испуганно прижав уши, пыталась отползти от языков пламени, бьющих между досок.
— Жаль животину, — расстроился Александр. — Сгорит, дурная.
— Что ж тут сделаешь? — попытался уговорить себя, но не выдержал и обернулся к стоящим поодаль слугам.
— Эй, православные. А ну, живо, лестницу к стене, — приказал он и двинулся к пожарищу.
— Батюшка, Александр Иванович, да бог с ней, — выскочил из полумрака Тимофей, — тварь безмозглая, оставь.
— Ладно, ничего, — отмахнулся Лис. — «Скорее всего, именно он стал невольным поджигателем подворья, потому и не сумел справиться с чувством вины».
Мужики прислонили к стене высокую лестницу и прыснули в стороны от пышущего нестерпимым жаром строения.
— Снимай, — приказал Александр кому-то из слуг, указывая на его овчинный тулуп и шапку. Натянул тесноватый гольник и грубый, словно сшитый из шинельного сукна, малахай.
Рухнул в снег, пытаясь натолкать за пазуху как можно больше снега, и вновь рванулся к огню. Первые три шага по высоким ступеням сделал легко, но когда забрался на высоту, обожгло. Нешуточное пламя облизывало перекладины и норовило испечь заживо. Вспыхнули, затрещав брови и ресницы.
Не прекращая перебирать руками, отвернул лицо и вдруг сообразил, что казавшийся вовсе низким сарай куда как высок. «А ведь еще назад спускаться», — успел подумать он, когда рука ухватила за доску крыши. Потянулся прямо через языки пламени и ухватил кошку за шкирку. Сунул за пазуху дико воющее животное и развернулся, намереваясь начать спуск.
Хрустнуло, лестница вдруг качнулась и рухнула. Сгруппироваться не успел. Оборвалось в груди, мелькнули сполохи пламени. Упал набок. Остро кольнуло в ногу, а сверху рухнул кусок горящей лестницы. Охнул от боли, и в глазах потемнело.
Часть вторая
Голос лез в уши, проникал в мозг.
«Противный какой», — отстраненно подумал Александр, сморщился, открыл глаза и увидел прямо над собой лицо.
Страшный оскал, ряд металлических зубов и черная потертая фуражка с облупленной звездой. Повернулся и сообразил, что лежит в каком-то помещении. Заморгал удивленно и сообразил, что вокруг него кто-то стоит.
А противный голос продолжал разоряться: — Я говорила, ремонтировать надо, и что? Все денег нет, вот, и дождались. Посетителя штукатуркой прибило. Это ж надо.
Александр уперся в пол ладонями, приподнялся и сел. Тупо уставился на перевернутый кверху ногами манекен, ящик и разглядел, что это не что иное, как лежащее в немыслимой позе чучело запавшего в память комиссара, наряженного в кожаную куртку. На голове чучела видна была истертая хромовая фуражка, из-под которой торчали куски грязной пакли, изображающей густой политический зачес.
Александр тряхнул головой, зажмурился, вновь открыл глаза и отвел взгляд в сторону. Рядом с поверженным ГПУшником стояла рыжеволосая тетка в чем-то темном.
«Халат», — сообразил Лис.
— Где я? — он тронул рукой гудящую голову.
— В музее, милок. В музее, будь он неладен, — запричитала смотрительница. — Вот, Марь Ивановна, человеку память отшибло, от ваших экспанатов. А я их каждый день должна двигать, — тетка обернулась к другой, постарше, в светлой кружевной блузке.
— Да помолчи ты, Петровна, без тебя тошно, — расстроенно отмахнулась та и поинтересовалась у пострадавшего: — Как вы?
Александр глянул на свой густо усыпанный мелкой белесой штукатуркой наряд и узнал ту самую гольную шубу, снятую с кого-то из дворовых людей. От драной овчины крепко несло горелым.
— Ети, его. Вернулся, — наконец сообразил он. — Вот тебе, бабушка, и…
Вновь глянул по сторонам, уже осмысленно, и все вспомнил. Как забежал в музей, как прикинулся экспонатом, да и все остальное, что случилось с ним после, вспомнилось, вынырнуло из закутков памяти и замелькало, словно кадры из фильма.
— Нормально, — отозвался, чтобы отвязались, и попытался приподняться. — Ох, — кольнуло в отбитом после падения с высоты боку. — Не совсем.
— Ты лежи, не вставай, — распорядилась служительница. — Сейчас «Скорую» вызову. Осмотрят.
— Не трудись, — выдохнул Александр и хлопнул по облепленной штукатуркой шубейке. — Лишнее то, оклемаюсь. Чуть отлежусь и только, поелику, так чую, ни поломов нет, и кровянки не видно.