Обо всём этом, естественно, молчу.
— Отстойно, — Илья в одно точное слово описывает свои эмоции, и я с ним согласен на все сто. — Мы завтра вернёмся.
— Нет. Лучше и дальше пропадайте вне зоны. Всё равно мой косяк. Я попробую частично разрулить, но идеала не обещаю.
Пёс на том конце связи недовольно выдыхает и сдавленно матерится.
— Андрей, ты там только не геройствуй.
— Это вообще не про меня.
Где герои? И где я, что не может подобрать нормальных людей в свою команду? Предательство одно за другим.
— Ну да, — с каким-то сомнением в голосе тянет Сириус. — Слушай, ты мне тогда так и не ответил, кто на самом деле заключил сделку с Шайбергом на моё смертельное поражение в том бою?
— А какое это теперь имеет значение?
Сделка была, я вышел на ринг. А за то, что Пёс вовремя всё узнал и подсуетился, выкручивая мою задницу из двойной подставы, только его надо благодарить.
— Хочу понять, не связано ли с этим твоё неожиданное расставание с тренером? Столько лет вместе. И бах.
— Нет. Совпадение, — спокойно отрезаю дальнейший ход диалога.
Я бы всё равно не убил Пса. Он единственный друг детства, и неважно, что теперь мы соперники. Я свою душу ещё не совсем просрал, что-то да осталось.
— Да нихрена, — рьяно не соглашается Илья, тоже неплохо зная мою натуру.
— Если нет хрена, то я могу свой одолжить. А то в медовый месяц без хуя… тяжко, мягко говоря.
Сириус ожидаемо взрывается и рычит, а я просто скидываю звонок.
Желание быть самостоятельным присутствует у меня с раннего детства. Оттого и вид спорта такой, чтобы все боялись, а в случае чего мог бы дать и достойный отпор.
Казанцев, сволочь, мой бывший тренер, тогда развёл меня как десятилетнего пацана. А всё почему? Потому что расслабился и доверял: подписывал документы не глядя. Как и сказал Пёс: столько лет вместе, но деньги и власть ломают даже хороших. Теперь вот и Марат.
Хотя сейчас я думаю, что дракон-то был двухголовый, и увольнением Казанцева я срубил только его одну голову, но не самую главную. Маратик-гадик остался тогда вне дел. И снова зря!
И снова досада, что врезал я ему маловато, рвёт меня желанием вернуться и добавить. По факту я ему только за оскорбления в адрес Лисички и Чупакабры челюсть сломал, чтобы больше не пиздел. А за всё остальное за ним теперь должок образовался.
— Андрей Иванович, приехали.
Голос водителя вынуждает открыть тяжёлые веки. Надо всё-таки попробовать поспать.
— Да, спасибо. На сегодня вы свободны.
Из клиники я не уеду. Мысль, что Шайберг обязательно заявится, не покидает меня. Безумно хочется забрать мою парочку отсюда и спрятать, но ещё рано для малышки, да и этими сборами я только ещё больше напугаю Азалию. А ей волноваться нельзя — молоко может пропасть. И чем тогда будет питаться моя Чупакабра?
Весь в волнениях появляюсь в палате.
— Я решила, как назову дочь. Андреа. В честь тебя. Ты нам так помог, — прямо с порога заявляет Лисичка, срубая меня наповал.
Моя Чупакабра — Андреа? Андреа Андреевна Царёва⁈ Матерь Божья!
Да ни за что!
Глава 22
Глава 22
Андрей
— Я против, — срывается с моих губ яростный протест.
Зачем жизнь ребёнку портить таким способом, но осознаю, что ляпнул снова не то по в миг потухшему взгляду Лисички. Быстро прокручиваю в голове наш короткий диалог и нахожу свой косяк.
— Лия, в смысле я не против связи имени ребёнка с моим, но только не Андреа.
Хочу присесть рядом на кровать Азалии, но серьёзный взгляд жены тормозит не хуже локомотива.
— А какое тогда? — с ноткой раздражения уточняет она. — Как-то звать нужно.
И я уже зову, но прекрасно помню, как тогда, в машине, на это прозвище обиделась Азалия.
— Чупсик, — выдаю лишь половину своего прозвища. — Ну, она реально голова на палочке.
Лия смотрит на меня, не моргая. Взгляд питона, что меня сейчас сожрёт и не подавится. Становится совсем неуютно, и я отхожу от кровати подальше, но поближе к ляльке. Чупакабра спит и не знает, что в этот момент два придурка решают её судьбу.
— И в документы также записать? — оживает Лисичка, но голос на удивление спокойный.
Я поправляю одеялко и чепчик с выбившейся из-под него короткой рыжей прядью. Рыжая Чупа.
— Нет, конечно. Выбирай любое имя. Наверное, за время беременности ты что-то подобрала, — тонко намекаю, что не надо приносить имя девочки в жертву во имя меня.
Опираюсь бедром о детскую кроватку и на полкорпуса разворачиваюсь к жене. Азалия всё также внимательно меня изучает.
— Подбирала, конечно, но так и не определилась. Хотела с Адамом посоветоваться, но, как понимаешь, не вышло.
Имя её бывшего любовника проходит наждачной бумагой по моим нервам, разжигая кровь.
— Если для тебя это так важно, можешь позвонить ему и посоветоваться. Думаю, в свете сегодняшних событий он будет не против. И, возможно, даже рад.
Я действительно забыл тот факт, что это все мы питали глубокую неприязнь и даже больше к Шайбергу, а Лисичка его любила. Или любит до сих пор⁈
— А что сегодня случилось? — жена правильно улавливает мою мысль.
— Нас с тобой слили в прессу. Теперь главный вопрос дня: чей это ребёнок? Мой или Шайберга.
Я не хотел ей этого говорить, но понимаю, что завтра-послезавтра ей всё равно станет известно. К чему тянуть? Лучше заранее подготовиться.
— И что ты им ответил? — неожиданно спрашивает Азалия.
Её глаза уже наполнились паникой, а нижнюю губу она сейчас сгрызёт до основания.
— Я их всех послал на хуй, а там уже пусть сами отвечают на свои вопросы.
Она тихо охает и прикрывает рот ладошкой.
— У тебя теперь будут проблемы, — подводит итог, ион у неёстандартно неутешительный.
Проблема нашей семьи — это отсутствие веры жены в меня, непобедимого.
— Лисичка, проблемы теперь будут у них. Я уж постараюсь, — зловеще шлю мысленный привет всем моим недругам.
— Но как же… — Лия подрывается с постели и теперь путается в больничных тапочках и халате, что на ней, миниатюрной, висит как чехол от дирижабля.
Ужас! Надо привезти ей нормальные шмотки. И лучше всё новое, а то от её спортивного костюма салатового цвета меня тоже теперь тошнит.
Тихо, в два шага становлюсь рядом, точно зная, что сейчас буду ловить этот дёргающийся «чехол».
— Чёрт! — возмущённо фырчит Лия и начинает заваливаться на один бок.
Легко перехватываю за талию и прижимаю к себе. Лисичка несколько раз дёргается, пытаясь освободиться, но, понимая, что это, бля, конец, утихает и расслабляется.
— Болит где-нибудь? — тихо шепчу в растрёпанный пучок на её макушке, по пути вдыхая запах волос: облепиха и кокос, а ещё что-то больничное.
Девчонка взволнованно вздыхает несколько раз подряд, прежде чем мне ответить.
— Ну там.
Ясно. Там. Обнимаю чуть сильнее, понимая, что без её «рюкзака» спереди наши объятия становятся более волнующими. И мне это нравится. Смыкаю руки у неё на пояснице, чтобы те не вольничали.
Неважно, что твердит мой мозг, тело всё равно жаждет эту женщину.
— Сильно? — стараюсь сосредоточиться на страданиях Лисички, а не на воспоминаниях прошлых суток.
О сексе с ней весь ближайший месяц можно будет только мечтать, меня уже врач просветил. Вот прямо первым делом, будто я только трахаться и умею.
— Нет. Терпимо. Мне предлагали укол, но я отказалась.
Хмурюсь от мысли, что Лисичка страдает. С неё и так хватит, чтобы ещё и дальше мучиться, но вовремя вспоминаю и другую возможную причину её отказа.
— Из-за Чупы?
Она хмыкает на моё прозвище мне в грудь, но уже не злится.