КАРТИНА ВТОРАЯ
Городской рынок.
Э з о п, Х е р е й, т о л п а д е л ь ф и й ц е в. Здесь же А п о л л о н и К о р и н н а.
Э з о п (прогуливаясь с Х е р е е м) . Обрати внимание, Херей, какие самодовольные лица у этих дельфийцев! Они полны напускного величия и так довольны собой, что с них вполне можно ваять скульптуры на тему глупости и дешевого чванства. Здесь не хватает великого Фидия, которому вместо божественной Афродиты надо было увековечить в мраморе эти тупые и нахальные морды. Но ничего, Херей, мы восполним эту образовавшуюся пустоту, мы займем место великого Фидия, и тоже увековечим, пускай и не в мраморе, всю подлость и ложь этого города. Нашим камнем будет бумага, а вместо резца мы заострим гусиные перья, которых, я это чувствую, придется купить несколько дюжин.
Х е р е й (испуганно, уворачиваясь от торговцев и покупателей). Побойтесь богов, господин Эзоп, чем вам досадили эти дельфийцы? Мы приехали сюда всего лишь вчера, и ни с кем, кроме хозяина гостиницы, решительно не встречались. Когда вы успели составить столь превратное мнение о горожанах?
Э з о п. Мне не требуется, Херей, много времени, чтобы составить мнение о нравах того или иного города. Я, друг мой, читаю по лицам. А лица здешних людей все до единого настолько гнусны, настолько испещрены следами пороков, что таким же – порочным и гнусным, – должен быть и сам город. Ну а, кроме того, у меня просто чешутся руки. Я, видишь ли, не могу сидеть без работы, и не сочинять басен на тему людского тщеславия и непотребства. Это, друг мой, у меня нечто вроде болезни, и ничего поделать с собой я не могу. Осмеивать и записывать, осмеивать и записывать, – вот призвание всей моей жизни!
Х е р е й (испуганно). И вы что же, действительно ничего не можете с собой поделать?
Э з о п (сокрушенно, с долей притворства). Не могу. Хотел бы, да не получается, и в этом моя трагедия.
Х е р е й. Но, господин, в таком случае, вы можете нарваться на крупные неприятности. Что, если эти дельфийцы не столь просвещенные, как жители Афин или Коринфa, и воспринимают насмешку не так спокойно и не так добродушно?
Э з о п. Насмешку, Херей, вообще никто не воспринимает спокойно. Просто одни рядятся в шкуры овец, а другие откровенно не прячут своей волчьей сущности. Волков, мой друг, бояться, – в лес не ходить! Кстати, на эту тему есть одна великолепная басня.
Х е р е й. Побойтесь Зевса, господин Эзоп, – хотя бы меня, своего секретаря, не кормите своими великолепными баснями!
Мимо проходят т о р г о в е ц ф и г а м и и р а з н о с ч и к в о д ы.
Т о р г о в е ц ф и г а м и. А вот сладкие фиги! а вот сладкие фиги!
Р а з н о с ч и к в о д ы. А вот вода из горного озера! а вот вода из горного озера!
Э з о п. Посмотри на этих двух местных ослов! они воображают, что несут дары в священных сосудах, и напускают на себя такой торжественный вид, что кажутся жрецами самого Аполлона. Рядом с ними сама пифия выглядит уличной девкой. Эй, приятель, почем твои фиги?
Т о р г о в е ц ф и г а м и. Четыре обола, мой господин.
Э з о п (приглядываясь к фигам). Четыре обола за такую несвежую дрянь? да они ведь давно прогнили и покрылись червями! впрочем, твое лицо выглядит еще хуже: оно похоже на одну огромную фигу, упавшую с дерева, и раздавленную телегой. Где ты его хранишь по ночам? в корзинке с другими протухшими фигами? Впрочем, оно и понятно, – подобное идет к подобному, как и повелели бессмертные боги; фиги – к фигам, деньги – к деньгам, а дураки, торгующие фигами, – к дуракам! Впрочем, быть может, ты носишь фигу в кармане, и только прикидываешься несведущим простачком? Если так, то это было бы просто великолепно; три фиги в одной упряжке, влекомой одним несносным ослом! С чем я вас, господин хороший, и поздравляю! (Отвешивает т о р г о в ц у низкий поклон.)
Т о р г о в е ц ф и г а м и стоит, широко открыв рот, и не знает, что ответить.
Х е р е й (вполголоса). Господин, не дразните его, он может обидеться!
Э з о п (отмахиваясь от Х е р е я) . Пустое, Херей, пустое, он даже не понял, о чем я ему говорил! Такие болваны обижаются только в одном случае – если их обсчитывают на рынке. Впрочем, он сам кого хочешь обсчитает в два счета. Купи у него пару фиг, и он забудет все, о чем здесь говорилось. ( Р а з н о с ч и к у в о д ы.) А ты, приятель, почем продаешь свою хрустальную воду?
Р а з н о с ч и к в о д ы. По два обола, мой господин. Вода свежайшая, утолит жажду и вам, и вашему спутнику. Попробуйте глоточек, если хотите; всего один глоточек, и выпьете до дна весь кувшин, не оставив ни капли.
Э з о п (принюхиваясь к кувшину) . Ба! да от твоей хрустальной воды разит не лучше, чем от лошадиной мочи! Ты что, решил меня отравить, подсовывая это неудобоваримое пойло? Все вы, дельфийцы, как я погляжу, на одно лицо, никому из вас нельзя доверять: того и гляди, оставите без гроша доброго путешественника! вы и родную мать не постесняетесь обсчитать, как последнюю шлюху. Да и чего от вас ждать, если вместо лиц у вас печеные фиги, а вода воняет лошадиной мочей?! Нет, видимо, не остается мне иного выхода, как рассказать всей честной и благородной Элладе о ваших гнусных и отвратительных нравах!
Х е р е й (на ухо Э з о п у, вполголоса). Побойтесь богов, господин, вы восстановите против нас весь город! Вы опять кидаетесь на все, что шевелится, вы опять трахаете всех без разбора!
Э з о п (также вполголоса). Пустое, Херей, пустое, это всего лишь торговцы на рынке, они привыкли к подобному обращению.
Т о р г о в е ц ф и г а м и (неожиданно начинает вопить). Немыслимо, непостижимо! требую справедливости! Этот человек оскорбил не только меня, но и всех других торговцев на рынке! Никто не может назвать мои фиги гнилыми, да еще в придачу мое лицо, полученное в наследство от почтенных родителей!
Р а з н о с ч и к в о д ы. Эти иностранцы совсем обнаглели! Еще мой дед и отец торговали на рынке хрустальной водой! Мы добываем ее с большими издержками из горного озера, которое находится рядом со святилищем Аполлона! Никто не смеет называть эту воду мочей, никто не смеет оскорблять светоносного бога!
Х е р е й (с опаской, оглядываясь по сторонам). Нам лучше побыстрее уйти отсюда, мой господин. Мне кажется, вы слишком сильно раздразнили гусей.
Э з о п. Пустое, Херей, пустое, – дразнить гусей – это моя специальность. Именно этим я и занимаюсь последние тридцать лет. Если бы я, мой друг, не дразнил жирных гусей, скоро бы в Элладе жить было нельзя из-за их мерзкого жирного гогота.
Вокруг начинает собираться т о л п а т о р г о в ц е в, с интересом прислушивающихся к разгорающемуся скандалу. То тут, то там мелькает лицо А п о л л о н а, который переходит от одного торговца к другому, и что-то шепчет им на ухо. Здесь же К о р и н н а.
П р о д а в е ц п т и ц. Возмутительно, отвратительно! Какой-то заезжий горбатый урод сравнивает наши лица с гнилыми фигами!
С т а р у х а. Сам низенький, пучеглазый, и брюхо вспучено, а туда же – говорит, что мы провоняли мочой!
Г о л о с а в т о л п е. Мы честные дельфийцы, мы жители священного города! не позволим наглому иностранцу оскорблять наши нравы и наш образ жизни! Не позволим обезьяньему старосте смеяться над нами!
Х е р е й (выходя вперед, закрывая рукой Э з о п а) . Постойте, граждане дельфийцы, постойте, никто не собирается оскорблять ваши обычаи; никто не собирается смеяться над вами; просто мой господин, известный в Элладе писатель и баснописец, выражается образно и несколько отстраненно. Что поделать, господа, таковы все писатели, и не стоит их за это судить слишком строго!