– Она бешеная! – снова возопил сморчок. – Прав кэр Мошано, таким не место в моем зверинце. Уничтожь, тварь, ты понял меня Клод?
– Но кэр Норок…
– Никаких кэров Нороков! – снова взвизгнул старичок. – Не успела она появится, а уже столько проблем принесла! И кэр Мошано, путь Боги направят свой ласковый взгляд в его сторону, и его законник Друго, пусть его сожрет дикая львица, жаждут моей смерти. Мучительной смерти! Так что, Клод, прибей рыжую приблуду, а шкуру подари дочери Мошано. С извинениями. Бедная кэра испугалась до смерти.
Сморчок что-то еще выговаривал Клоду, а я отступала все дальше от прутьев клетки, пока не уткнулась задом в стену. Когда за ними хлопнула дверь, я дрожала всем телом и тихонько подвывала. В памяти возникли слова Лолы: «Добровольная смерть доставит вас в ваш мир в тот же миг, в который вы ушли…»
Может, и правда, пора домой? А вдруг насильственная смерть не вернет меня туда, откуда я пришла? Вдруг я навечно останусь заперта в чужом мире в виде призрака, никому не нужная и несчастная? Но разве я смогу убить себя? Сделать так, как делали в давние времена женщины рода Ревиль? Смогу ли силой воли остановить сердце, отпустить душу в путешествие?
Дверь хлопнула вновь, впуская Клода, в руках он нес подозрительную штуковину с иглой на конце. Похоже, время для размышлений закончилось. Нужно было решаться, но я не могла.
Клод уселся на пол ровно в том месте, где сидел старик, с грустью поглядел на меня.
– Ну что, рыжая, пора. Делать нечего. Сам Норок приказал, а он, знаешь, ослушников не любит. Так что, прощай, лисичка. Пусть в следующей жизни тебе повезет больше. Встретишь хорошего лиса, нарожаешь малышей, найдешь удобную нору.
Не выдержав, я заскулила.
– Не реви, хвостатая, – поморщился он. – Самому плохо. Вот не кобенилась бы, дала себя потрогать, поучила бы завтра сыворотку, а через неделю бы обживала новые владения. Так что, сама виновата, не реви.
Вот только успокоиться я не могла, как ни хотела. Слезы градом текли по щекам, повисали на усах, щекотали ноздри. Я вытирала их лапкой и ощущала, какой мокрой становилась шерсть.
– Понимаю, тебе от этого не легче, но обещаю, я сделаю все очень быстро, ты и не почувствуешь. Правда. – Он открыл дверцу и поманил меня пальцем. – Иди сюда, рыжая.
Я метнулась к домику и спряталась за ним.
– Не вредничай, девочка. Иди к папочке.
– Ни за что! – крикнула я, но вышло какое-то собачье тявканье.
– Что ж, тогда войду я, но не обессудь, вошкаться с тобой тогда не буду.
Он положил штуковину с иголкой рядом с дверцей и вытащил из кармана уже знакомо пахнущую тряпку, от которой я становилась сама не своя. Дверца была достаточно широка, так что Клоду удалось протиснуть плечи. Затем он протянул руки. Я в ужасе заметалась рядом с домиком, но убежать все равно не могла. Клод схватил меня за хвост и потащил к себе. Я вцепилась зубами за домик, скребла по полу когтями, пытаясь удержаться, но он был сильнее. С каждым судорожным вздохом моя смерть приближалась все ближе.
– Вот ты и попалась, рыжая. Не вырывайся, сейчас будет легче.
Остро пахнувшая тряпка легла на морду, я машинально вдохнула и тут же почувствовала, как сами собой расслабляются мышцы, как всепоглощающая любовь к этому мужчине вновь охватывает меня. Клод нежно погладил по пузику, за ушками, поцеловал в носик, а потом поднял штуковину с иголкой.
– Прощай, маленькая, сейчас ты уснешь навечно.
Разомлевшая, я хотела уже закрыть глаза, чтобы отдаться приятной неге, но последняя фраза мужчины вдруг зацарапала сознание.
Уснешь. Навечно. Прощай.
Что-то в этих словах не давало полностью принять происходящее, тревожило, заставляло через силу смотреть на Клода. А он улыбался, когда вытаскивал меня из клетки, улыбался, укладывая на стол, улыбался, сбривая шерсть на лапе, улыбался, втыкая иглу. Лишь на мгновение, перед тем как нажать на поршень, улыбка сошла с его красивого лица, и этого мгновения хватило, чтобы я сбросила дымку коварного запаха.
Живая Мать, помоги!
Ужас опрокинулся на меня ушатом холодной воды, вытесняя человеческое сознание. Тем ярче вспыхнули древние инстинкты. Загнанная в угол лисица изо всех сил цапнула Клода за руку, и пока он верещал от боли, вырвала зубами из лапы иглу, скатилась со стола, ударяясь об пол, и, подволакивая непослушные ноги, побежала. Просунула острую морду между стеной и дверью, распахивая последнюю, и рванула вперед по коридору. Прочь от ужасного человека, прочь от иглы, таящей смерть.
– Рыжая тварь! – догнал на пороге голос Клода. – Я тебя пришибу, живого места не оставлю!