Возвращаться нельзя. Значит, надо узнать, где я. Позвонить родителям и, по ситуации, или попросить их нанять такси, приехать и забрать меня, или попробовать добраться домой самостоятельно, если меня завезли не совсем уж в глушь.
Нет, сама я далеко не уйду в этом карнавальном наряде и босиком, а пока жду родителей, Сашка меня найдет. Тогда что? В полицию? Поверят ли мне или решат, мол, милые бранятся – только тешатся, и отправят восвояси? Заявление они принять обязаны, но как заставить эту обязанность исполнить? Одно дело – в родном городе, при документах, телефоне и интернете, где всегда можно узнать, кому жаловаться и эту жалобу отправить, другое – у черта на рогах, без паспорта, связи и денег. Можно и нарваться. Нет, я не считала всех полицейских злодеями, ведь они такие же люди, как все, занятые тяжелой и неблагодарной работой, что характер не улучшает. А потому – как повезет, и логика подсказывает, что скорее не повезет.
Неужели тупик?
Под босую пятку подвернулся камешек, я подпрыгнула, ругаясь. Нет, нельзя паниковать! Помогут мне в полиции или нет – не узнаю, пока не проверю. Как говорит моя начальница, «на незаданный вопрос ответ всегда „нет“». Поэтому – вперед и только вперед, пока мой похититель не понял, что обратно я не приползу.
Тем более что и деревня – вот она, рядом. Занятая своей бедой, я и не заметила, как дошла до нее и остановилась, ощущая неправильность происходящего. Если бы не собачий лай, можно было бы подумать, что деревня вымерла. Ни фонарей, ни сияния окон, ни голубоватого отсвета телевизоров из-за стекол. Только кое-где виднелись вертикальные светящиеся полосы – щели в ставнях, и свет казался тусклым, теплым, словно он от настоящего огня, а не электрический.
В какую глушь Александр меня притащил?! Тут, похоже, даже электричества нет – ни одного столба!
Откуда-то из-за плетня выскочила шавка по колено мне, затявкала неожиданно басовито, заскакала вокруг меня. Я выудила из складок юбки туфлю, перехватила поудобней – хоть каблуком засветить, если что. Хотя вряд ли поможет.
Я осторожно сдвинулась к ближайшему крыльцу, шавка побежала за мной, следом выскочила еще одна псина, мне по пояс. Бросило в холод. Говорят, собаки чуют запах страха, значит, бояться нельзя – но как тут не бояться?
Я постучала в дверь. Прислушалась, пытаясь понять, отреагировали ли хоть как-то с той стороны. Спят? Вряд ли, этот лай мертвого поднимет. Я постучала еще.
Из-за угла вылетел еще один кабыздох, такой же здоровенный, как и второй, и тоже явно дворянских кровей. Зарычал, скаля зубы.
Я заколотила в дверь каблуком туфли, изо всех сил вертя головой, чтобы увидеть хозяев, если они все же откроют, и не упустить момент, если на меня кинутся собаки. Хотя вряд ли я отобьюсь туфлей даже от одного пса.
Дверь отворилась так резко, что я едва не засветила каблуком прямо по лбу мужику. Кряжистый, сутулый, он словно сошел с фотографий дореволюционной деревни – тех, на которых тридцатилетние казались стариками, согнутыми непосильной работой. Босой, в просторной рубахе непонятного цвета и штанах, продранных на коленях.
– Чо колотишься? – Он смерил меня тяжелым взглядом, и я попятилась прежде, чем увидела топор в широкой ладони.
– Помогите… – пискнула я.
– Не подаю. – Он грубо толкнул меня в грудь.
Я слетела с лестницы, чудом удержавшись на ногах. Шавки радостно окружили, заглушив лаем стук закрывшейся двери. Кажется, их стало больше. Я попятилась, выдернула дрын из кривого штакетника – едва ли мне бы это удалось, будь забор сделан на совесть, но этот, кажется, не подновляли целую вечность. Перехватила поудобнее.
Кабысдохи прекрасно знали, что такое палка, – кольцо, окружившее меня, расширилось, правда, и лай стал злее.
По-прежнему пятясь, я продвинулась к соседнему дому. Может, там хозяева окажутся поприличней. Постучала. Никакой реакции.
Еще в одном доме мне ответили руганью.
Да что ж это за место такое! Может, сектанты? Из тех, что считают грехом любое достижение цивилизации? Потому и электричества нет, и одеты непонятно во что, и от чужаков греховных шарахаются.
Мама дорогая, вот же я влипла!
Стучаться еще к кому-то я не решилась. Все так же, пятясь и сжимая дрын, проследовала по деревенской улице. На околице шавки отстали, но нескоро я решилась повернуться к ним спиной. А едва развернувшись – рванула прочь.