сь, - успокоил императора Сеймей. - Нужно проверить даму Тамако. - Но как?! - Я знаю, как заставить лисицу выдать свою сущность. - Что же мы сделаем?!. - зашептал император, заглядывая Сеймею в глаза. - Пусть мой ученик подождет снаружи, - Сеймей, оглянулся на Джуна. - Жди меня в саду, у пруда с лилиями. Джун поклонился, несколько раздосадованный тем, что ему не выказали доверия. Но дело, касающееся императорского здоровья - это дело государственной важности. А кто он такой, чтобы совать нос в государственные дела?! Всего-навсего мальчишка, которого привечает великий мудрец. Сеймей пробыл в покоях императора до полудня. Джун ждал долго и успел вздремнуть среди пионовых кустов. Решил пройтись, чтобы размять затекшие ноги, и наткнулся на беседку в зарослях молодых вишневых деревьев. Сквозь резные стенки он увидел синий шелк одежд, и женский голос произнес стихи: - Верно, в прошлой жизни я кукушкой печальной летала меж сосен... Джун замер, узнав не голос - его он раньше не слышал - а нежный аромат, напоминавший дождь во время зимы. В беседке сидела наложница императора. Он не успел скрыться, и она заметила его. Джун поклонился, вытирая о колени внезапно вспотевшие ладони. - Я знаю тебя, - сказала Тамако, разглядывая юношу безо всякого интереса. - Ты - ученик астролога. То, что наложница не назвала почетных титулов наставника, обидело Джуна, но он промолчал. Промолчал, потому что счел ниже своего достоинства беседовать об учителе с любовницей императора, и еще потому, что язык окаменел, и все мысли улетучились. - Ты когда-нибудь слышал, как две кукушки перекликаются с сосен, растущих на соседних холмах? - спросила вдруг Тамако. Джун не нашелся с ответом и стоял, опустив глаза на синий подол кимоно. Тамако еле слышно вздохнула. - Здесь нет кукушек, - сказала она, словно доверяла Джуну страшную тайну. - А в императорском саду - одни пионы. Мне не нравятся пионы. Спросишь - почему?.. Нет?.. А я отвечу. Я люблю синие цветы. Они росли там, где прошло мое детство. К тому же, пион красив, но не пахнет. Он пышен, нежен, но быстро увядает. Когда я смотрю на пионы, то всегда думаю о скоротечности человеческой жизни. Вот и моя жизнь расцвела, подобно этому цветку, но, боюсь, скоро увянет и поблекнет. - Зачем вы говорите мне это, Тамако-сан? - спросил Джун, невольно вздрагивая. Ему вспомнился рассказ наставника о наложнице, боявшейся старости. Значит, и правда, лисица-оборотень! Он поднял голову и смело посмотрел ей в глаза. К нижней рубашке у него был приколот пятицветный гохэй, защищающий от любых чар, так что бояться нечего. Близко-близко оказалось лицо с чертами тонкими, как линии на фарфоровой чаше. - Зачем? - красивые глаза Тамако заблестели, словно от внезапно нахлынувших слез, но губы изогнулись в насмешливой улыбке. - И сама не знаю. Она махнула рукой, и Джун понял, что пора уходить. Он еще раз поклонился, невольно учащая дыхание, чтобы напиться ароматом благовоний. До возвращения Сеймея, Джун бродил у пруда, бросая камешки в лилии. Цветы были такими же белыми, как и лицо дамы Тамако. Появился учитель, непривычно суровый, и сразу же заторопился домой. - Приготовь праздничные одежды, - сказал он по пути. - Сегодня мы приглашены к императору на ужин. Поднесем в дар богам жертвенный хлеб и будем слушать певцов. - Священный обряд в середине года?! Думаете, это поможет прогнать оборотня, учитель? - Запомни, что истинная мудрость не предполагает, а знает, - ответил Сеймей и до самого дома не сказал больше ни слова. Остаток дня прошел в приготовлениях, и с наступлением темноты астролог и ученик вернулись во дворец. Джун нес подвесной фонарь, освещая дорогу, и мучительно гадал: что произойдет? Выдаст ли себя лиса-оборотень? Какое средство применит его великий учитель, чтобы обнаружить демона? Сто вопросов вертелись на языке, но Джун не осмеливался спрашивать. Он только повыше поднимал фонарь и смотрел на Сеймея с восхищением. Учитель был спокоен, как обычно. Даже на праздник он принес книгу и читал, положив ее на колени. Тамако сидела во главе стола, похожая в синих шелках на диковинную птицу. Она беседовала с императором, еще с кем-то из гостей, и была мила и остроумна. Пару раз ее взгляд скользнул по Джуну, и сердце юноши трепетало от страха перед лисой-демоном и от восхищения ее красотой. Певцы тянули заунывные магические песни, меняя друг друга. Ночь была жаркая, безлунная, черная, как самая лучшая тушь. От света ламп за спинами гостей метались причудливые тени, делая собрание императора похожим на пир тэнгу. Чувства Джуна обострились до предела, поэтому внезапный звон гонга показался ему громом с ясного неба. Слуги одновременно опрокинули лампы, и комната погрузилась в темноту. Замолчал певец, удивленно забормотали гости. Кто-то уронил чашку, жалобно охнули струны сансина. Невидимая женщина тихо засмеялась, сетуя на неловкость слуг, и вдруг вскрикнула. Джун тоже не смог сдержать испуганного возгласа, как впрочем, и многие присутствующие, а потом наступила тишина. Лицо императорской наложницы светилось в темноте призрачным, мертвенным светом. Светились и руки, но меньше. Раздался дрожащий голос императора: - Уведите ее! Заприте! Заприте! И все вокруг завертелось, как в горячечном сне. Забегали слуги с факелами, певцы и гости бросились вон, роняя на бегу музыкальные инструменты и веера. Со столиков летел на пол фарфор и разбивался с жалобным звоном. Пожалуй, только Джун и Сеймей остались на своих местах. Джун видел, как два воина схватили Тамако под локти и потащили к выходу. Колени ее подкашивались, она путалась в полах кимоно. Астролог взял ученика за плечо: - Пойдем, теперь нам здесь делать нечего. Джун посчитал, что учитель закончил свое дело, но ошибался. Наутро их спешно вызвали к императору, и сообщили ужасную новость: лиса-оборотень сбежала, обольстив охранников. Шпионы сообщили, что даму Тамако верхом на серой лошади видели по дороге к горе Хиэй. Видимо, демоница собиралась найти убежище в одном из тамошних монастырей. Снова Джун сидел рядом с учителем в покоях императора. Пагубное влияние ослабло, и император уже вставал с постели, и выглядел не таким изможденным, как раньше. Сеймей проверил его пульс, взглянул на белки глаз и остался доволен: - Состояние явно улучшилось. Чтобы ты окончательно излечился, господин, необходимо провести обряд очищения, а для этого нам нужна лиса. Как твои люди могли упустить ее? Император помрачнел, задумался, а потом велел позвать Такеши. - Ты - лучший наездник и лучник в моем войске, - сказал он телохранителю, - ты найдешь Тамако, чтобы спасти своего императора! - Пусть поклянется, что приведет ее. И приведет, непременно, живой, - посоветовал Сеймей. - И отправь с ним моего ученика. Так будет надежней. Джун не был в восторге от поездки. Погоня за оборотнем вместе с Такеши-бамбуком - не увеселительная прогулка. Выехав из Хэйана, телохранитель взял направление на север, и гнал коня так, словно пытался опередить ветер. Гора Хиэй находилась в другой стороне, но Джун благоразумно промолчал, ведь ему было велено подчиняться Такеши и не задавать лишних вопросов. У северных болот, раскинувшихся между холмами, дорога закончилась. Пришлось вести коней в поводу, шлепая по вонючей серой жиже, постоянно оскальзывая и оступаясь. Как назло, зарядил дождь, от него не спасали даже соломенные плащи. Провалившись в очередной раз по колено, Джун крикнул в спину своему спутнику: - Куда мы идем, ты можешь сказать? Почему вязнем в этом болоте? Ведь лису видели по дороге к Хиэй! Телохранитель не удостоил его ответом, только плотнее запахнул плащ, спасаясь от сырости, и Джуну ничего не оставалось, как следовать за ним. На ночь они расположились под чахлым деревом, и даже не смогли развести костер. Утром Джун проснулся первым. Солнце еще не взошло, но на востоке уже показалась золотисто-розовая полоска - предвестница рассвета. Чтобы согреться, Джун решил оглядеть окрестности и поискать воды. Ступая по нежной зелени, он то тут, то там встречал кустики местных цветов - синих, с жесткими пятилепестковыми чашечками и мохнатыми стеблями и листьями. Дерево, под которым они укрылись, оказалось едва не единственным кривым деревом в округе, а справа и слева тянулись густые сосновые леса. Послышался крик кукушки, ему вторило эхо: «ку-ку, какко, ку-ку, какко». Джун догадался, что это две кукушки перекликаются с разных холмов. Он застыл, слушая тоскливый птичий разговор. Солнце показало красную макушку, и на соснах зажглась роса. Джун вздохнул полной грудью. В свежести утра ему почудился знакомый аромат благовоний. Неужели, лиса-оборотень рядом? Когда он вернулся, Такеши уже скручивал валиком плащ, на котором спал, и был готов продолжить путь. Наскоро поев, они двинулись по еле приметной тропке и возле подножия холма, у каменистой осыпи, внезапно увидели Тамако. Она ехала на серой лошади через болото, безошибочно выбирая дорогу. Что-то заставило ее оглянуться, она заметила погоню, но не слишком испугалась, потому что уже преодолела топкое место. Погрозив преследователям, она крикнула: - Оставьте меня! Джун невольно залюбовался лисицей - как грациозна была ее посадка в седле!.. как живописно струились по ветру черные волосы и синие одежды!.. - Убирайтесь! - кричала Тамако. - Я никогда не вернусь! Такеши достал лук и положил стрелу на тетиву. Серая лошадь заржала, встала на дыбы и завалилась на бок,