Выбрать главу
Движется мне навстречу бешеных волн громада, Яростная стихия путь преградила к югу. Древний дворец — теперь он только развалин груда, Камни Ворот Восточных все поросли травою.
Сердце давно не знает радости и веселья, Только печаль за горем следуют непрерывно. Помню я: до столицы так далека дорога — Через могучие реки мне переправы нету.
Так иногда бывает, что не могу поверить, Будто со дня изгнанья девять лет миновало. Горе мое безысходно, оно не пройдет вовеки, Сердце мое больное сжимается от печали.
Льстивые люди жаждут милости государя, С хитростью их коварной честность не совладает. Искренний беспредельно к вам я душой стремился, Но мелкая зависть встала мне поперек дороги.
Бессмертных Яо и Шуня сколь высоки деянья! Слава их бесконечна — она достигает неба. Но клевета и зависть бессовестных царедворцев Теперь очернить умеют даже великих предков.
Вам ненавистны люди честные и прямые, Вы полюбили ныне льстивых и лицемерных, Вас они окружили, в ловкости соревнуясь. А честный слуга уходит все дальше от государя.
Я напрягаю зренье, чтобы вокруг оглядеться, — Будет ли день, когда я к дому смогу вернуться? Птицы — и те обратно к гнездам своим стремятся, Даже лиса, умирая, взгляд к норе обращает.
А я, ни в чем не повинный, годы живу в изгнанье, Днем или темной ночью разве забыть об этом?

Думы

Теснятся грустные мысли в душе моей одинокой, И я тяжело вздыхаю, — скорбь моя нарастает. Тянутся долгие думы, как вьющиеся тропинки, Ночная моя досада кажется бесконечной.
Унылый осенний ветер качает деревья и травы И, достигая неба, тучи мешает в вихре. Зачем ароматный ирис[66] гневается постоянно, Зачем он мне ранит сердце и причиняет горе?
Хотелось бы убежать мне куда-нибудь на чужбину, Увидеть горе народа и стойкости научиться. И я обнажаю в строках скрытые свои чувства И долго стихи слагаю, чтоб поднести их князю.
Когда-то ты, государь мой, был искренен и сердечен, Часто ты говорил мне: «Встретимся на закате». Но посреди дороги вдруг повернул обратно И от меня отвернулся к мелким и льстивым людям.
Твоя доброта былая теперь перешла в надменность, Лучшие твои мысли выглядят похвальбою. Тому, что ты говоришь мне, уже невозможно верить, И сердишься ты напрасно и гневаешься бесцельно.
Мечтаю, чтоб на досуге ты заглянул в свою душу, Чтоб дрогнуло твое сердце, оценивая поступки. Не знаю, на что решиться, мечтаю тебя увидеть, Душа, объятая горем, тревожится непрерывно.
Пытаюсь стихи слагать я, чтобы открыть свою душу, Но ты глухим притворился, ты слушать меня не хочешь. Я знаю: прямое слово не сыщет расположенья, И выгляжу я, наверно, бельмом на глазу у свиты.
К словам моим и советам прислушивались когда-то, Ужели же безвозвратно все позабыто ныне? Поверь, что столь откровенно я говорю с тобою, Желая тебе достигнуть высшего совершенства.
Три вана и пять гегемонов[67] пусть служат тебе примером, Как мне образцом для жизни мудрый Пэн Сянь[68] послужит. Ведь если вместе с тобою мы будем к добру стремиться, Славе нашей бесспорно не будет предела в мире.
Добро само не приходит — оно в наших душах скрыто, И слава сама не приходит —
ее не добыть в безделье. Не оказав услуги, не жди благодарных взглядов, Не жди урожая, если ты ничего не сеял. (Тихо пою.) Сколько ни обращаюсь я к своему государю, Дни и ночи проходят, но не убедить его мне. Прежняя благосклонность теперь перешла в надменность, Для честных стихов и песен уши его закрыты. (Пою громко.) Вижу странницу-птицу — она прилетела с юга И опустилась тихо на берегу Ханьшуя. Ее красота прелестна, но так она одинока, Так она сиротлива на севере неприглядном.
Нет у нее здесь друга, доброго нет соседа, К дому — длинна дорога, дома ее забыли. Хочет назад вернуться — нет ей пути-дороги, Молча глядит на север и проливает слезы.
вернуться

66

...ароматный ирис. — Имеется в виду чуский царь.

вернуться

67

...три вана и пять гегемонов. — Три вана (царя): Юй (основатель династии Ся), Чэн Тан (основатель династии Инь), У-ван (основатель династии Чжоу); пять гегемонов — пять могущественных правителей периода Чуньцю (VIII-V вв. до н. э.), возглавлявших союзы князей: циский Хуань-гун, сунский Сян-гун, цзиньский Вэнь-гун, циньский Му-гун, чуский Чжуан-гун.

Три вана и пять гегемонов считались в древнем Китае образцовыми правителями.

вернуться

68

Пэн Сянь — мудрый сановник одного из правителей династии Инь. Как говорит предание, правитель отвергал советы Пэн Сяня, и тот в знак протеста утопился в реке.