Лисао

Печаль меня охватила, нет радости и в помине,
Живу — и от лютой скорби не в силах освободиться.
Дух мой зажат в оковы — не вырвется он на волю,
Связано мое сердце — никто его не развяжет.

Мир, окутанный мглою, кажется бесконечным,
В густой пелене скрываясь, он цвета лишен и формы.
Если заглушены звуки, разве ты их не услышишь?
Жизнь, убитая скорбью, может ли продолжаться?

Дальнюю даль вовеки нам не дано измерить,
Как не дано связать нам расплывчатые туманы.
Скорбь, угнетая душу, становится постоянной,
И только воспрянув духом, можно ее рассеять.

Мне хочется прыгнуть в волны, прыгнуть и плыть по ветру
И посетить жилище, оставленное Пэн Сянем.
Стою у самого края скалы, за которой пропасть,
И кажется мне: сижу я на радуге семицветной.

Гляжу, охватить желая великий покой простора.
Легким прикосновеньем глажу синее небо,
Вдыхаю росы прозрачной сладкие испаренья,
Медленными глотками пью серебристый иней.

Я отдыхаю в скалах, где феникс гнездо построил,
И, вздрагивая внезапно, кричу я и просыпаюсь.
Стою на хребте Куэньлуня, гляжу на туман плывущий.
Стою на хребте Миньшаня, смотрю на Цинцзян[111] далекий.

Клубятся туманы и тучи, гром изрыгая грозный,
Слышу, как подо мною бурные плещут волны.
Сеть голубого неба протянута в бесконечность,
Нет у нее опоры, нет у нее предела.

Нет у нее границы, сверху нету и снизу.
Вихрь меня вдаль уносит — где же остановлюсь я?
Взмахивая крылами, парю в голубом просторе.
Вздымаюсь и опускаюсь, вправо лечу и влево.

Я двигаюсь непрерывно, лечу я непроизвольно,
Следуя колебаньям таинственных сил природы.
Вижу, на юге пляшут огненных туч волокна,
Вижу, как на востоке дымка зари струится...

Вижу, на севере дальнем иней и снег сверкают,
Слышу, на западе плещут волны озер пустынных.
Бью скакуна наотмашь плетью из ярких молний,
Так что мой конь могучий мчится быстрее ветра!

Я устремляюсь в горы, туда, где жил Цзе Чжи-туй опальный,
Туда, где в лесах дремучих след свой Бо И[112] оставил.
В душу мою глубоко врезаны впечатленья,
Хочет душа покоя, но нет его и не будет.

Мне грустно, что предки были грубыми и простыми.
Мне больно, что их потомки мелко себялюбивы.
Хотел бы уплыть я в море по Хуэйхэ широкой,
Хотел бы я в этом мире последовать за Цзы-сюем[113].

Гляжу, как река струится, вся в островках зеленых,
Скорблю о Шэнь Бао-сюе[114], который исчез бесследно.
Ведь если давать советы, а князь их не хочет слушать, —
Какую пользу приносит высокое положенье?

Сердце мое от боли не в силах освободиться,
Думы тревожат разум, и нет им конца и краю.