Вук и теперь не позвал Карак, а чужая лисица уже устремилась к нему, чтобы, отобрав Таш, столкнуть его в воду, которая разнесет весть не только о его прежней славе, но и о позоре.
Вдруг подул ветер, и чужая лиса остановилась. Глаза ее, злобно сузившись, стали маленькими и колючими, как звезды зимой.
- Значит, ты сын Кага? - медовым голосом продолжала она. - Внук великого Вука и племянник Карак, которую я ценю выше всех. И ты уже поймал Таш. Удивительно! Конечно, Карак тебя научила! Не правда ли? Она теперь первая среди лис, и эти угодья ей принадлежат. Я только пробегала здесь. И, пожалуйста, передай Карак, что на днях я собираюсь наведаться к ней, попросить разрешения...
Вук, стоявший на откосе ниже, чем чужая лиса, не понимал, отчего она так присмирела. Раньше она даже в воду хотела его столкнуть. Но тут на берегу сверкнули глаза Карак, и, напав на чужую лису, она чуть не сбила ее с ног и основательно оттрепала.
- Спасай свою паршивую шкуру, Шут, пока не поздно! - закричала Карак. - У тебя такой же язык, как у гадкой холодной змеи Ши, пожирающей птенчиков. Ты искусала бы этого детеныша, если бы не почуяла мое приближение, но тут заработал иначе твой язычок, ядовитый и холодный, как брюхо Унки!
Она еще раз наподдала Шут, и та, скуля, скрылась в камышах, крикнув напоследок дрожащим от злобы голосом:
- А, ну погодите! Эй, Карак, беззубая собака! Я еще повстречаюсь с твоим племянничком, внуком знаменитого Вука, и спущу с него шкуру! Пусть ворон Кар выклюет вам глаза и вас съедят черви! А, ну погодите!
Вук едва успел придти в себя после всех событий, как Карак уже подползла к нему.
- Не обращай на нее внимания, - сказала она. - Это Шут, самая презренная из лис; у нее нет хвоста, потому что она попала в капкан, поставленный человеком. Она не забрала Таш?
- Шут хотела отнять ее у меня! - негодовал Вук. - Пусть сама попробует поймать.
Карак думала, Шут со страху кинула утку, и лишь теперь поняла, что это добыча Вука. Она остолбенела. Маленький лисенок превзошел самого себя.
- Молодец, Вук! - похвалила она его. - Придет еще время, когда ты всех нас заткнешь за пояс, и, пожалуйста, не забывай тогда старушку Карак. Но пока что ты еще многому, конечно, должен научиться, - погодя прибавила она, чтобы лисенок не зазнавался.
Потом Вук поймал шутя еще пару лягушек, направлявшихся домой.
- Тебе надо поспать, - сказала Карак, - а у меня есть еще дела, но к утру я буду дома.
С Вуком в пасти она перескочила через трещину в скале и, отпустив его, сразу повернула назад.
- Отсюда ты уже сам донесешь Таш. И, если проголодался, съешь от нее кусок.
Ночь уже клонилась к концу.
Присев на краю обрыва, Вук всматривался во мрак, ставший ему знакомым, словно он невесть сколько лет ходил по ночам, хотя родился лишь этой весной.
Но ходили темными ночами Каг и другие лисьи предки, и в Вуке проснулся инстинкт, точно ожили чужие воспоминания. Счастливый и усталый притащил он Таш в логово и, положив ее рядом с собой, тут же уснул.
На второй, третий день и в последующие дни рассветы и ночи были похожи друг на друга. И недели тоже были похожи друг на друга. Вук рос, набирался сил и в окрестностях логова охотился уже самостоятельно. Карак не могла надивиться, как быстро он мужал.
"Бедняга Каг, вот бы ему взглянуть на сына", - думала она.
А тем временем выросла трава на лугу. Лес озими колыхался, как вода в озере, где жила выдра Лутра. Птицы, вьющие гнезда на земле, учили летать своих птенцов, и тщетно искала их змея Ши, злобная и холодная, как железо капканов, которые Вук обходил стороной. Однажды Карак сказала ему:
- Утром мы не пойдем домой, в нашем логове очень жарко, и к тому же там нет покоя от маленьких черных прыгунов. Целый день только и знай чешись.
И тогда на заре обе лисы забрались в высокую пшеницу, шумевшую на ветру возле леса.
Пшеничные стебли послушно расступились, чтобы лисы не затоптали их, но перед тем, как снова сомкнуться, покачали головами, - ведь они не любили пускать чужих в свой мирно шелестящий край.
Это был мир новый для Вука, который следовал за Карак, как маленькая тень большой лисицы. Посреди поля несколько зеленых кустиков карликовой бузины, качаясь, баюкали себя. Там и остановилась Барак.
- Кажется, здесь будет неплохо. И тенек, и нас не заметят ни ласточка Чи, ни серая ворона Кар, которые, завидев нас, злобно кричат, хотя мы сроду их не обижаем.
Бузина цвела, и Карак сморщила нос:
- Цветы эти такие вонючие, но скоро запах пропадет и вырастут маленькие зеленые ягоды. - Потом она растянулась на брюхе в тени, где веяло только чистым дыханием пшеницы.
Под бузиной лисы вырыли для себя яму корытцем и таким образом освоили местность.
Местечко оказалось очень хорошим. Правда, несколько раз они искупались под дождем, и в непогоду ветер с рокотом гулял по полю, которое, свистя, причитало, но гроза проходила, лисы высыхали на солнышке, и стебли пшеницы снова выпрямлялись, хотя головки у нее стали уже такими мучительно тяжелыми, словно она непрерывно думала о чем-то.
Вук познакомился уже с деревней и обошел все места, где когда-то ходил Каг. Часто ему казалось, будто он не впервые попал сюда, а все давным-давно ему знакомо, хотя он родился лишь этой весной.
Он познакомился с Вахуром, великим охотником, познакомился с егерем, который разгуливал в зеленом костюме с молниебойной палкой за спиной, но лисенок не боялся их и умел их избегать, - ведь о его чутье лисий народ уже рассказывал чудеса. Вук никогда не оставлял после себя следов и с улыбкой обходил железнорукие капканы, зная, что в них заключена сила Гладкокожего.
Люди подозревали в краже кур и уток соседей и очень сердились, потому что из-за еды они завидуют не только лисицам, но и друг другу.
А Вук жил, словно епископ, у которого, говорят, каждый день на столе вкусный гусь или утка. Карак теперь только прогуливалась, как сторож, который, как всем известно, живет лучше всех на свете, не считая епископа.
И она толстела благодаря Вуку.
Но вот наступили очень жаркие дни. Усики у пшеницы позолотились, и стебли затвердели, а это признак старости. Созрела пшеница.
Вук уже слыл бравым парнем среди лис.
Он встречался и с Шут, бесхвостой лисой, но она уже не решалась наподдавать ему, потому что Вук скалил острые зубы. Шут лишь поносила его на все лады, но он не обращал на нее внимания, зная, что она самая презренная среди лисиц.
Однажды вечером, пробегая по опушке леса, Вук очутился у дома, огороженного забором. В воздухе носился запах Вахура, но чувствовался и тяжелый дух домашней птицы. В окнах еще горел свет, и возле дома стояли две сосны такой высоты, что на их вершинах, казалось, покоились небольшие звездочки.
Вук растянулся на земле. От Карак он слышал, что здесь живет егерь, разрушивший лисью крепость на берегу озера, и в сердце лисенка кипела теперь жажда мести.
- И не думай ходить туда, - увещевала его Карак, - иначе погибнешь. Я, конечно, только издали видела этот дом, но, по словам стариков, вокруг него сплошные капканы; дом стережет целая семья Вахуров, и Гладкокожий разгуливает с молниебойной палкой; взбредет ему в голову, так всех истребит.
Вук содрогался в душе, но опасность его не останавливала. Он полагался на свой нос, глаза и ноги. Нет, он не уйдет отсюда, пока не перехитрит егеря и не поживится у него чем-нибудь. Это будет поистине славное дело! Для сына Кага откармливает Гладкокожий жирных уток и утром задаст трепку Вахуру, никудышнему сторожу. О таком подвиге лисий народ будет рассказывать легенды своим детям, которые разнесут молву, что среди них снова появился великий Вук.
Дом постепенно погрузился в молчание и ночную тьму. Вук слышал шаги Вахура и его сородичей и видел, что окна закрыли глаза. Далеко в деревне лаяли собаки, им изредка вторили Вахур и его дети, но потом и они замолкли.