Внутренность этого огромного замка больше походила на внутренность музея или театра, чем на обыкновенное жилище. По словам Харальда, прадед Ганса участвовал в африканском походе Роммеля и, вернувшись, выстроил этот дворец в подражание крестоносцам. Вокруг действительно были расставлены блестящие рыцарские доспехи, а высокие как в Эрмитаже потолки отражали свет сотен прикрепленных к стенам на разной высоте факелов, горящих трескотным синим пламенем (гораздо позже я догадался, что это не факелы, а стилизованные под них газовые горелки).
Наше появление произвело большой фурор, и в нашу честь зазвучал хор пилигримов из «Тангейзера». Харальд оказался героем дня: все наперебой распрашивали его о «смелом прыжке со скалы Ландсберг» и «преследовании злого карлика Регина, который мечи-то нам выковывает, но тут же норовит хвост прищемить».
– Господа, – отстреливался Харальд, – подвиг, как известно, наказуем, и меня ждет тоже самое. Этой старой лисе потребовался живой хронометр, и тут уж я к его услугам до самого Дня Рождения Гитлера. Как говорится, не прыгайте со второго этажа.
С минуту я провел на втором плане и наблюдал немцев со стороны. Они – полная противоположность моим бывшим соотечественникам (я имею в виду демократическую Россию, о которой уж стал порядком забывать) – не имели и следа самокритичности, и воспринимали похвалы безо всякой ложной скромности, самую малость приправив все это иронией, даже не над собой, а над моментом. У них повсеместное пристрастие к цитатам из классиков, так что, сдается мне, они даже в постели с девушкой цитируют Клейста.
– Господа! – обратил наконец на меня всеобщее внимание Харальд. – Хочу представить вам моего кузена! Он из России прорвался к нам через железный занавес, и, как видите, вполне симпатизирует нашей культуре.
Я (а я, как вы помните, был в парадной эсэсовской форме) поздоровался за руку с двадцатью или тридцатью курсантами и тут же забыл, как их зовут. У девушек полагалось целовать руку, но я тоже никого не запомнил. Тем временем хор пилигримов закончился, и мы пошли в просторную залу с огромным ступенчатым столом, во главе которого на самом верху помещался хозяин, а гости местническим образом пониже его.
Мы с Харальдом в обществе трех девушек и одного молодого человека, странно похожего на одного из моих однокурсников по СПбГУ, уместились на третьей «ступени» сверху. Подали фрукты и рейнские вина марки «Рейнеке-Лис». Прислуга тоже вся была экипирована согласно эпохе. Факелы громко стрекотали под потолком. Человек, похожий на моего однокурсника, сказал, что изучает Россию в пражском Институте Востока. Он, пожалуй, единственный из всех присутствующих мужчин не был военным, хотя тоже носил мундир темно-оливкового цвета.
– А правда ли, – спросила его одна из девушек, – что в России пишут о Германии такие ужасы, что волосы дыбом встают.
– А это вы вот у кого спрашивайте, – кивнул на меня студент-восточник, его, кажется, звали Зигфрид. И пока я собирался со словами, он достал из нагрудного кармана небольшую скромно окрашенную брошюру страниц на пятьдесят на русском и протянул мне. Брошюра называлась «Обыкновенный фашизм-93» за авторством С.А.Штейнфинкеля и дышала такой злобой, такой ненавистью, что, казалось, автор сейчас выскочит со страниц и вопьется в горло неосторожному читателю.
– Поверьте, – отвечал я, возвращая брошюру, – что в России много истинных друзей Германии, и один из них перед вами. А на эту – не за столом будь сказано – читанину можете не обращать внимания. В Средней Азии есть поговорка: «Собака лает, караван идет».
Этот афоризм пришелся по вкусу моим собеседникам, а любознательная девушка в вицмундире Магдебургского университета продолжала задавать – на сей раз мне – вопросы о России:
– А верно ли, что в России приняты ранние браки? Я где-то читала, что Ивана Грозного женили в двенадцать лет… Существуют ли у вас дуэли из-за женщин? Вся русская литература полна описаниями таких дуэлей.
Надо сказать, женский вопрос в Советской России 96-го года был мной изучен, мягко говоря, слабо. Но я не упустил случая как историк указать на известную ошибку Горсея насчет женитьбы Ивана Грозного. Потом пошли тосты, которые немцы провозглашали с чисто грузинским колоритом. Оказалось, что многие мои собеседники бывали в СССР как туристы, и вообще с некоторых пор это не проблема. Наиболее популярное направление таких вояжей – Готтенланд, то бишь Крым.
Зигфрид что-то вспомнил и сказал мне:
– Вальдемар, вы не могли бы говорить со мной на русском? – его русский язык был весьма неплох.