Начался дождь, теплый весенний дождь, который проходит так же внезапно, как начинается. Элизабет быстро шла по городу, торопясь забрать Вилли из дома Тэвиса. Она не думала о том, где они проведут два дня до отъезда, она только хотела успеть забрать его у миссис Чэдуик до того, как появится Тэвис. Обо всем остальном она подумает после.
Через пять минут она постучала в дверь. Миссис Чэдуик не ответила. Она снова постучала. Ответа не последовало. Когда она собралась стучать в третий раз, голос за ее спиной произнес:
— Погодите, я вам сейчас открою своим ключом.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — сказала она, чувствуя, что изнемогает от усталости. — Я пришла, чтобы забрать Вилли.
— Я знаю, — он распахнул дверь, — но, как видите, их нету.
— В таком случае я соберу пока вещи Вилли. Остров маленький. Далеко они уйти не могли.
В доме было сумрачно и прохладно. Элизабет поплотнее завернулась в накидку. Никогда еще не ощущала она такой тоски и тревоги.
— Элизабет, я умоляю тебя не делать этого. Умоляю — останься.
Посмотрев ему прямо в глаза, она спросила:
— Ты любишь меня, Тэвис?
В ее взгляде он разглядел гордость, страх, отчаянье. Словно не одно, а несколько лиц промелькнули перед ним — лицо ребенка, девушки, женщины, матери. Он вспомнил, как она уронила к его ногам подкладную грудь, вспомнил, как они плыли вдвоем на ее шлюпе, вспомнил, как уехал, оставив молодую жену в ночь после свадьбы, вспомнил, как приехал и узнал, что она родила ему сына. Он вспомнил о многих утратах, которые постигли ее и его, и понял, что приумножит их, если не сумеет сказать "да".
— Люблю ли я тебя? Как перед Богом отвечаю, что не знаю этого, Элизабет. Я не убежден, что знаю, что такое любовь.
Тэвис увидел, как погасли ее глаза. У него остался последний шанс, один-единственный шанс, и он решил попробовать.
— Я только знаю, — продолжал он, — что мысли о тебе согревают меня, а когда тебя нет — мне холодно. Меня восхищает твоя сила, верность, честность. Я помню, как увидел тебя впервые, кажется десятилетней. Ты шла по пристани с дедом, когда я сходил с корабля с Ником. В тебе уже было тогда что-то, что привлекло меня. Иначе я бы не запомнил этого дня. — Элизабет молчала, и он заговорил снова. — Я помню и многое другое. Помню, как ты стала моей и как после недели, проведенной с тобой, я не мог быть ни с одной женщиной, — годы, которые я провел вдали от тебя, я жил как монах. Когда я думаю о том, что проведу остаток жизни возле тебя, на мою душу проливается солнечный свет, тогда как мысль о том, что тебя не будет рядом, повергает меня во мрак. Бодрствуя, я думаю о тебе, а когда сплю, ты мне снишься. Чувства переполняют меня, но я не могу облечь их в слова. Если ты уйдешь, я не буду свободным, потому что ты проникла в мое сердце и вернешься ко мне в мечтах. — Он приблизился к ней и взял ее за руки. — Если все то, о чем я сказал, — любовь, значит, я тебя люблю. Поделись со мной своим безумием и огнем, силой и любовью, дитя страсти, мать моего ребенка, покорись мне.
Элизабет смотрела на Тэвиса, не понимая, почему она хотела уйти от него. Все вдруг стало ей безразлично, кроме того, что он существует. Главное — видеть его, открывая глаза по утрам и засыпая.
— Неужели ты так и не поняла, чего я добиваюсь? — услышала она. — Я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Хочу, чтобы ты была матерью моего… — Он запнулся, подумав, что у них уже есть ребенок. — Моих детей.
— Интересно, сколько их у тебя? — спросила она, отбирая у него руки и прищуриваясь.
— Один… пока, — он рассмеялся, обнял ее и покрыл поцелуями ее лицо, шею, — иди ко мне, Лиззи. Я хотел бы поскорее начать трудиться над следующим.
Элизабет закрыла глаза, думая о том, что она наконец-то там, где ей хотелось быть всегда: с мужчиной, о котором она мечтала, у себя дома, в своем крошечном раю.
Очнувшись, она оглядела небольшую комнату — персидский ковер на полу, голландские часы на каминной полке, чайник, окно с малиновыми шторами, мир за которыми после дождя снова стал солнечным и веселым. Ощущение покоя переполнило ее оттого, что ее обнимали руки любимого. Мимо дома по булыжной мостовой прогрохотала повозка. Над мокрыми, серыми, словно квакерские чепцы, крышами поднимались тонкие струйки дыма, а высоко в небе загорелась веселая радуга — знак того, что еще многое произойдет в их жизни.
Что именно?…Знает только Небо.
Эпилог
Уже несколько часов провела Элизабет в муках, давая жизнь шестому сыну. Тэвис, конечно же, не сомневался, что это будет именно сын, потому что Элизабет не родила ему до сих пор ни одной дочки.
Она знала, какие чувства он испытывает по отношению к девочкам.
Мысль о том, что у него может быть дочка, приводила его в ужас. Ведь девочки, и тут уж никуда не денешься, стараются походить на матерей.
До сих пор она его не подводила. В который раз, сидя в гостиной, он ожидал, пока экономка или доктор выйдут к нему, чтобы сказать, что Элизабет чувствует себя хорошо и что он снова стал отцом.
В его памяти оживали одна за другой ее выходки, и, он, с удовлетворением вздыхая и покачивая головой, благодарил Господа за то, что тот ни разу не послал ему дочки, и вспоминал добрым словом Сэмюэля Робинсона, терпеливого и любящего отца.
Сверху доносились голоса двух его младших сыновей, споривших с няней, старой Долли Клэр. Кроме них никто не нарушал тишины, так как Вилли с двумя братьями ушел в школу.
Тэвис засиял от счастья, когда экономка, миссис Форестер, заглянув в комнату, сказала:
— Миссис Маккинон и дитя чувствуют себя хорошо.
Он облегченно вздохнул и, обращаясь к старому другу, Натэниелу Старбэку, произнес:
— Ну что ж, кажется, я могу гордиться тем, что у меня еще один сын.
— Но, Тэвис, — отвечал тот, — она ведь не сказала, кто родился, девочка или мальчик.
— Разумеется, мальчик, — фыркнул Тэвис, — у нас всегда рождаются мальчики.
— Ты думаешь, что они получаются по заказу? А что ты будешь делать, если это девочка? Вернешь обратно?
— Если она будет похожа на Элизабет, — со смехом ответил Тэвис, — верну, потому что девочка, похожая на нее, будет вести себя как мать, а это причина достаточная, чтобы не хотеть дочки, пускай и красивой.
Теперь захохотал и Натэниел. Похлопав Тэвиса по плечу, он спросил:
— В чем дело, старина? Ты боишься, что история повторится?
— Ты угадал, я в этом уверен.
— Ну что же, ты говоришь у тебя — сын, значит, мы можем это отметить. Ты выпьешь?
Тэвис кивнул, но не успел ничего ответить, так как миссис Форестер снова просунула в дверь голову.
— Я разволновалась и совсем забыла сказать вам, что у вас дочка. Такая хорошенькая — просто прелесть, точная копия матери.
Тэвис ошеломленно взглянул на Натэниела.
— Налей мне двойной, — попросил он.
Наверху, в спальне, Элизабет услышала самый дивный звук в мире — низкий, раскатистый смех своего мужа, узнавшего, что она родила ему дочку. Новый приступ боли заставил ее прикусить губу, и она услышала, как доктор Монгомери велит ей тужиться.
Миссис Форестер стояла возле кровати, держа ее за руку.
— Как вы думаете, что он скажет, если будет еще одна девочка? — спросила она.
— Только Небеса знают, — ответила Элизабет, застонав.
Через несколько минут она уже держала в руках второго младенца, думая о том, что из всего, что дал ей Тэвис, дети были самой большой радостью. Она представила себе его ужас, оттого, что у них появилась дочка, но была твердо уверена, что он сумеет полюбить девочку так же, как полюбил ее. Воспоминания замелькали, будто отражающийся в воде солнечный свет, и везде и всюду был один человек, человек, которого она любила всегда. "Я хочу, чтобы мои дочки и внучки были также счастливы", — думала она, глядя на двух спящих младенцев. Сыновья — опора для матери, но дочки — ее второе "я". Что скажет Тэвис, когда миссис Форестер сообщит ему о еще одном новорожденном? Еще одной дочери?