Я встречаю в вестибюле соседей по дому и каждый раз думаю: какое страдание кроется за этой улыбкой? Какая радость — за этой скорбной гримасой? Почему первое должно быть более вероятным, чем второе? Закаляет ли натужный смех израненное сердце?
8.30
Николас Спейр простил Пирса за прошлогоднюю выходку, иначе Пирса не было бы здесь, на ежегодной вечеринке. И Пирс, наверное, простил Николаса за его яростную антифорельность.
Белое вино сменило прошлогодний красный фруктовый пунш. Пирс выглядит уже сильно принявшим. Прежде чем я соображаю, что сказать, он уже пересек комнату и практически пригвоздил меня к стене.
— Майкл!
— Дорогой мой мальчик! — бормочу я, от смущения пародируя Николаса.
— Ну уж, не надо смеяться над нашим хозяином. В этом году он в депрессии и не агрессивен.
— Почему же?
— Он не может найти любовь, даже в лесопарке Хэмпстед-Хит.
— А, тогда это серьезно, — говорю я. — Ну а как ты? Как вы все?
— Майкл, возвращайся.
Я вздыхаю и залпом пью вино.
— Ну хорошо, хорошо, — продолжает Пирс. — Я ничего не буду сейчас говорить. Но как ты? Тебя сто лет никто не видел. Никто не знает, жив ты еще или нет. Почему ты прячешься? Может, хотя бы встретимся все вместе? Эллен в депрессии. Она скучает по тебе. Мы все скучаем. Она не звонила с тех пор, как ты перестал отвечать. Ну, так что нового?
— Хорошего? Или плохого?
— Хорошего. Оставь плохое до следующего раза.
— У меня есть скрипка.
— Чудесно. Какая?
— Тонони.
— Карло?
— Да.
— Как и был?
— Это он и есть.
— Ты его купил? Как тебе удалось?
— Пирс, мне его подарили.
— Подарили? Как? Та старая курица из Йоркшира?
— Не называй ее так.
— Прости. Прости. — Пирс поднимает обе руки вверх, разливая немного вина себе на рубашку.
— Она умерла. Она мне его завещала.
— Вот же черт! — говорит Пирс. — Все что-то наследуют, кроме меня. О, я не это имел в виду. Я по-настоящему рад за тебя. По-настоящему. За старых куриц! Пусть они все скорее поумирают и пооставляют все свои деньги голодающим скрипачам. — Он поднимает бокал.
Я смеюсь и, чувствуя себя немного предателем, поднимаю свой.
— На самом деле мне грех жаловаться, — говорит Пирс. — Я тоже нашел скрипку. Или, по крайней мере, я так думаю.
— Какую?
— Эберле. И редкостно хороший.
Я улыбаюсь:
— Ну, Пирс, поздравляю. Тогда, у «Дентона», я тебе очень сочувствовал. Эберле — неаполитанец? Или чех? Был же какой-то чешский Эберле тоже?
— Понятия не имею. Этот из Неаполя.
— И кстати, миссис Формби живет... жила в Ланкашире, а не в Йоркшире.
— Просто для точности?
— Вот именно.
Пирс смеется.
— Видишь. Мы можем разговаривать. Ты должен услышать мою скрипку. У нее чудесный тон, сбалансированный на всех струнах, теплый, но ясный. Она звучит потрясающе даже в ми мажоре, поверишь ли! Забавно, что она скорее полная противоположность Роджери. Может, Роджери был бы слишком громким для меня, особенно в Бахе.
— Ты ее нашел у перекупщиков или на аукционе?
— Ни там, ни там, — говорит Пирс. — Это странная история. На самом деле я немного наживаюсь на несчастье друга. Луиса. Ты ведь знаешь Луиса?
— Нет.
— О? — говорит Пирс с удивлением. — Ну, вкратце, он был вынужден ее продать и предложил ее мне, тогда ведь получается без комиссии. Он взял большой заем, чтобы ее купить, а теперь не может его выплачивать. Последней каплей для него было, когда ЛСО его надул.
— Как это? — спрашиваю я, глубоко благодарный за то, что мы говорим про Лондонский симфонический оркестр и незнакомого мне Луиса, а не про запись Баха.
— В общем, — говорит Пирс, — мой дружок Луис пошел на прослушивание, хорошо сыграл, и ему предложили попробоваться на четвертом пульте первых скрипок. Его первое выступление с ними должно было состояться на гастролях в Японии, ну и несколько концертов в Лондоне за неделю до поездки. Ради этого он отказался от всех своих довольно хороших подработок: этот лох с запудренными мозгами всегда был влюблен в ЛСО. И вот, меньше чем за сутки до первого концерта, кто-то из администрации позвонил ему и сказал, что они уже заполнили вакансию неделю назад, но что Луис сможет поехать с ними на гастроли, если хочет, за компанию. Ни сожалений, ни извинений — ничего.
— Они хоть как-то это объяснили? — спрашиваю с неожиданным для меня самого интересом.
— Оказывается, еще двое скрипачей рассматривались на это место уже какое-то время, и администрация «под давлением» должна была быстро решить между теми двумя, вообще забыв про Луиса. — Пирс пробует изобразить кавычки жестом, что в его состоянии довольно рискованно.