8.33
Это тихое Рождество. Снег идет непрерывно. Жажа лежит в саду, где она когда-то бегала. Отец то беспричинно тревожится, то пребывает в хорошем расположении духа. Я езжу за покупками на моей белой прокатной машине и получаю штраф за парковку в неположенном месте безо всякого подобающего христианскому празднику снисхождения. Тетя Джоан ваяет свой обычный обильный обед. Мы разговариваем про разное. Я не делюсь своими мыслями о переезде.
Потом выезжаю на машине под снегопадом.
Кладбище бело: могилы, верхушки памятников, цветы, положенные несколько часов назад. Я чувствую себя потерянным — то ли тут передвинули забор, то ли это снег меня путает. Но вот он — памятник серого камня, с надписью, высеченной другом мужа тети Джоан, резчиком: «Памяти любимой Ады Холм, однажды уснувшей» в такой-то день, с отступом ниже еще для одного или двух имен.
На могиле матери я оставляю белую розу.
Некоторые дороги закрыты из-за снега, но дорога к Блэкстоунской гряде открыта. Я проезжаю мимо дома миссис Формби: на нем табличка, что он выставлен на продажу.
На Блэкстоунской гряде я высыпаю из фольги на снег крошки еще теплого рождественского пудинга. Влажные черные крошки растопят снег до черной земли. Но жаворонки, конечно, улетели несколько месяцев назад. Снег перестал идти, и видно далеко и ясно. Однако не видно ни ворона, ни хотя бы вороны.
Я достаю скрипку из машины. Играю отрывок «Взлетающего жаворонка». И потом настраиваю нижнюю струну на фа.
Моим рукам не холодно, и я спокоен. Я не в темном туннеле, я на открытой равнине. Я играю миссис Формби великую неоконченную фугу из «Искусства фуги». Конечно, нет смысла играть одному, но она и сама может дополнить партии других инструментов, которые я слышу. Я играю, пока моя партия не кончается, и слушаю, пока Эллен тоже не перестает играть.
8.34
Тридцатого я сажусь на поезд в Лондон. День ясный с редкими одинокими облаками. Когда мы приезжаем на вокзал Юстон, уже темно. У меня нет багажа, даже скрипки нет.
Я еду прямо в «Уигмор-холл». Вечерний концерт распродан.
Молодой человек в билетной кассе говорит, что удивлен, принимая во внимание программу. Он думает, что, может быть, сыграл роль другой фактор.
— «Концерт глухой пианистки», понимаете, такого рода вещи. Немного дико, некоторые даже не знают ее имени. Ну, как есть. Он был распродан несколько недель назад. Я очень сожалею.
— Если кто-то вернет билеты...
— Обычно у нас бывает несколько, но все зависит от концерта. Я правда не могу ничего обещать. Очередь вот тут.
— У вас не осталось каких-нибудь отложенных билетов для важных клиентов, или покровителей, или еще кого?
— Нет, формально нет, мы не можем так делать.
— Я играл тут раньше. Я... я из квартета «Маджоре».
— Я постараюсь, — говорит он и пожимает плечами.
До концерта — час. Я шестой в очереди. Но за пятнадцать минут до начала вернули только один билет. Фойе заполнено людьми, приветствующими друг друга. Они болтают, смеются, покупают программки, забирают оплаченные билеты. Снова и снова я слышу ее имя и слово «глухая», «глухая», снова и снова.
Меня охватывает паника. Я ухожу из очереди и стою снаружи. Ночь ветреная и холодная. Я спрашиваю всех входящих, у всех проходящих мимо с программкой, даже тех, кто идет по лестнице снаружи в ресторан внизу, нет ли у них лишнего билета.
За две минуты до концерта я совсем вне себя. Прозвучало два звонка — теперь третий.
— О, привет, Майкл, ты все-таки пришел. Пирс сказал...
— О, Билли, Билли, я тут стою... Я, о, Билли, я... был потрясен, когда услышал про Джанго.
— Да уж, мы очень боялись. Лидия хотела пойти на концерт, но решила остаться с Джанго. По ней это ударило больше всех. Пора идти внутрь.
— Ее билет. У тебя есть лишний билет? Билли?
— Нет. Я его вернул пару дней назад... Ты хочешь сказать, что у тебя нет билета?
— Да.
— Возьми мой.
— Но, Билли...
— Возьми его. Не спорь, Майкл, иначе никто из нас не пойдет. Они закрывают двери через полминуты. Фойе уже почти пустое. Не спорь. Возьми его и иди. Иди.
8.35
Я на переднем ряду балкона. Шепот заполняет зал. В пятом ряду я вижу маленького мальчика — полагаю, единственного здесь, — и рядом с ним его отец.
Она выходит, смотрит на них и улыбается. Секунду, больше чем секунду, она смотрит вокруг, обеспокоенно, ищуще, потом садится за рояль.
Она играет без нот, она то смотрит на свои руки, то закрывает глаза. Что она слышит, что она себе представляет, я не знаю.