— Слишком прекрасный вечер, чтобы злиться, — говорит она. — Ах, здесь Изабэлл Шингл. Изабэлл с буквой «э», представляешь?! Она из «Стратус-рекордс»... Изабэлл, Изабэлл! — кричит Эрика и неистово машет рукой.
Высокая молодая женщина, такая серая, как будто никогда не видела солнца, с наморщенным от напряжения лбом, подходит и с трепетным пылом говорит Эрике и Пирсу, как ей понравился концерт.
— Предложи нам контракт, — говорит Эрика импульсивно.
Изабэлл затравленно улыбается.
— Ну, у меня есть некая идея, — говорит она. — Но я думаю, знаешь, сейчас не то место и время... — продолжает она уклончиво.
— Завтра в десять тридцать утра я буду у тебя в офисе, — говорит Эрика.
— Ну, Эрика, знаешь, мм, давай я тебе позвоню... Мне надо подумать. Я просто хотела сказать всем вам, как мне понравился... — Она выворачивает ладони в мучительном жесте и потом, чуть ли не в панике, обращается в бегство.
— Какая странная женщина, — говорит миссис Тэвисток, которая, если судить по рассказам ее не особо почтительных детей Пирса и Эллен, сама тоже не без странностей.
— Она — главная причина успеха «Стратус-рекордс», — говорит Эрика.
— Правда? — говорит Пирс с неожиданным для самого себя уважением.
— Фантастика, что она была сегодня в зале, — говорит Эрика. — Она у меня теперь не уйдет.
Десять минут спустя, пока мы с Эллен разговариваем с молодой женщиной из администрации, до нас доносятся отрывки разговора Пирса.
— Прошу прощения, — говорит Пирс. — Эта проблема преследует меня с детства... Я никогда не мог справиться с глупыми вопросами.
— Лучше я пойду его заткну, — говорит Эллен.
Изначальный шум затих; толпа немного рассеивается. Билли и Лидия ушли домой освободить родителей Билли, которые остались с Джанго, их трехлетним сыном. Прилипчивый поклонник куда-то испарился. Но по-прежнему вокруг довольно много людей.
Виржини тоже ушла. Она предложила меня довезти, но я решил поехать с Эллен. Хотелось на скорую руку обсудить в машине концерт с ней и с Пирсом.
Я оглядываю комнату, уставший, но в общем довольный, в голове у меня по-прежнему звучит Бах.
— Майкл, — говорит Джулия в тот миг, когда мой взгляд падает на нее.
2.24
— Джулия. — Ее имя на моих губах, но я не издаю ни звука, ни шепота.
Она смотрит на меня, я — на нее. Какая-то лилия с темными листьями справа от нее, и она одета в зеленое. Это была она; это она.
— Здравствуй, — говорит она.
— Здравствуй.
В ее взгляде напряженное внимание. Зеленый шелк сливается с темно-зелеными листьями, ярко-зеленая столешница, оливково-зеленые стулья, толстый зеленый бархат шторы, травянисто-зеленые простоватые обои. Я смотрю вниз. Ковер, насыщенный изумрудно-зеленый, с рисунком из мелких красных пятнышек.
— Ты здесь давно? — спрашиваю я.
— Я ждала снаружи. Не могла решить, что делать.
Я изучаю пятнышки на ковре. Они неправильной формы, расположены ровными рядами.
— И вот ты здесь, — говорю я.
— Я не знала, что ты в «Маджоре», — говорит Джулия. — Просто увидела программу и подумала про Банф и как мы там их встретили.
— Я с ними уже несколько лет. — Неужели именно об этом мы собираемся разговаривать после всего, что было? Я смотрю на нее. — Ты пришла на концерт, не зная, что я играю?
— Это был прекрасный концерт, — говорит она. В ее глазах слезы.
Мои глаза обращаются к окну. Снаружи на темной улице дождь. Куча черных пластиковых мусорных мешков лежит при входе в тупик. Свет фонаря отражается на их гладкой поверхности.
— Это ты была в автобусе. Я знал, что не мог ошибиться.
— Да.
— Почему же ты так долго ждала, прежде чем мы встретились? Почему ты не нашла меня в телефонной книге?
Пауза. Люди говорят со всех сторон вокруг нас. Я слышу Пирса, излагающего какое-то правило из теории музыки. Джулия делает шаг ко мне:
— Я была не в силах снова тебя видеть.
— Тогда почему же ты здесь?
— После Баха я знала, что приду за кулисы. Я не могу объяснить почему. Возможно, это была плохая идея. Я стояла в коридоре все это время. Но это хорошо снова увидеть тебя, а не только услышать твою игру.
На ее руке нет кольца, но на запястье золотые часики с золотым плетеным ремешком. На шее висит маленький бриллиантовый кулон. Ее глаза кажутся скорее зелеными, чем голубыми. По ее голосу, по тому, как она держится за сумку, я понимаю, что она сейчас уйдет.
— Пожалуйста, не уходи, — говорю я и беру ее руку. — Я должен снова тебя увидеть. Ты теперь живешь в Лондоне? Ты мне позвонишь? Я завтра свободен. — (Она ошеломленно глядит на меня.) — Куда ты идешь прямо сейчас, Джулия? Ты ела? У тебя есть машина? Нельзя же выходить в такой дождь. Правда, не стоит.