— Остальные ведь лондонцы, да? Я имею в виду — в «Маджоре»?
— Вроде как да. Билли — родился и вырос в Лондоне. Пирс и Эллен изначально с Запада, но теперь они практически лондонцы.
— Больше всех мне запомнился Алек.
— Алекс, — поправляю я.
Джулия выглядит немного озадаченно, потом кивает.
— Я была потрясена, когда увидела тебя вместо него.
— Естественно.
— Я помню, как он цитировал какого-то канадского поэта, к удивлению наших хозяев. Сервиса?38
— Да. Что-то разухабистое.
— Еще я помню, как лежу в Банфе, не сплю и слушаю проходящие поезда.
— И я.
— Почему он ушел? Разве они с Пирсом не были любовниками? — Джулия смотрит прямо на меня, нежно и внимательно.
— Да, наверно, — говорю я. — Но через несколько лет... Как бы то ни было, Пирс не любит об этом говорить. Просто все развалилось, так бывает. В музыке так же, как и во всем остальном. Ты же помнишь, они менялись партиями первой и второй скрипки.
— Опасная практика.
— Да. С тех пор, все пять лет, что я в квартете, мы этого не делаем... А ты? Лондон уже твой город? О, кстати, прими мои соболезнования по поводу отца.
Джулия замирает.
— Джулия, прости, я сказал об этом так походя, — говорю, вдруг чувствуя себя виноватым и растерянным. — Я не хотел. После того как увидел тебя в автобусе, я пытался опять тебя найти. Но след потерялся в Оксфорде. Мне очень жаль. Твой отец мне нравился. И я знаю, что ты его очень любила.
Джулия смотрит на свои нежные утонченные пальцы, скрещивает их и медленно разъединяет, словно позволяя мыслям течь сквозь них.
— Ну что, пойдем? — спрашиваю я.
Она не отвечает, потом смотрит на меня и говорит:
— Ну что, пошли внутрь?
Я киваю.
Когда мы с ней познакомились, моей матери уже не было, а теперь нет и ее отца. Хотя он и отказался говорить со мной о ней, когда она была мне нужна больше всего, он был, по сути, хорошим человеком. Пацифист в душе, он писал о военной истории с объективной ясностью. Я думаю, что Джулия на него похожа по стилю мышления. Но как я могу судить, если встретился с ним всего один раз и всего на один день?
3.2
Мы бродим два часа, переходя из зала в зал, почти не разговаривая. Обстановка музея — не просто фон, она все время вмешивается. Джулия поглощена — иногда она занята картиной, иногда чем-то необъяснимым. Она вглядывается в лица на портретах, уходя в них, не обращая на меня внимания, не отвечая на мои комментарии. Она останавливается перед «Дамой с веером» Веласкеса.
— Извини, Майкл, я отвлеклась.
— Нет-нет, все хорошо. — Она смотрит на даму, я — на нее.
Но почему мне так плохо? Она всегда была такая в музеях. В Вене есть картина — Вермеер, — Джулия полчаса стояла перед ней в каком-то трансе, пока я не тронул ее за плечо.
Я следую за ней и за ее взглядом. Непроницаемый, погруженный в себя чернокожий юноша-лучник; капризная, пышно одетая молодая женщина на качелях, кидающая розовую туфельку своему любовнику; Титус, сын Рембрандта39. Кто эти люди и какой случай привел их под одну крышу, в это здание? Как много таких лиц каждый из нас вобрал в свою жизнь за последние десять лет?
Мы в зале, где служитель незаметно делает гимнастические упражнения. На стенах — картины с видами Венеции. Неужели она привела меня сюда из-за них?
Она переводит взгляд с картин на служителя, потом на меня.
— Так ты был там или нет? — спрашивает она.
— Нет. Еще нет.
— Я была, — говорит она тихо.
— Ну да, ты ведь так этого хотела.
— Я? — спрашивает она, еле заметно напрягаясь.
— Мы.
Она останавливается перед картиной — на ней церковь с куполом и башней вдалеке за водным пространством. И несмотря на то что я там никогда не был, этот вид мне кажется знакомым40.
— Мы с Марией поехали туда через несколько месяцев после моих выпускных экзаменов, — говорит она. — В первую ночь была гроза с молниями, сверкавшими по всей лагуне. Я все время плакала — очень глупо, — ведь это все равно было очень красиво.
— Не так уж и глупо. — Хочу тронуть ее за плечо, но удерживаюсь. Я чувствую, что мы чужие друг другу.
— Ты должен туда съездить, — говорит она.
— Я еду, — отвечаю я. — На самом деле мы едем туда этой весной.
— Кто «мы»?
— Квартет.
— Что у вас там?
— Пара концертов — ну и Венеция, само собой. Мы летим туда из Вены.
— Из Вены? — говорит Джулия. — Вены?
— Да, — говорю я. И, поскольку она продолжает молчать, добавляю: — Мы играем Шуберта в «Музикферайне»41.
Через секунду она говорит ровным голосом:
— Я скажу маме, чтобы она не пропустила. Теперь она живет там. И моя тетя.