Мастер Сайрус, как ни в чем не бывало, принялся за рассказ.
— Верхний круг, барышня, предназначен для первородных пленников. Если его милости графу достался кто-нибудь важный, за кого сообразно будет испросить оплату, такого пленника, значит, помещают прямо сюда. И верхний круг темницы, изволите видеть, наилучшим образом подходит для данной цели. Камни здесь крепкие — не проломаешь и не пророешь. Холод и сырость вполне умеренные, что уменьшает опасность легочной хвори среди узников. Ведь согласитесь, барышня, было бы весьма конфузно получить выкуп за пленника, отпереть его камеру со словами: «Пожалуйте на свободу, будьте добры!», — глянуть внутрь и увидеть мертвеца. И деньги тогда придется вернуть, и на похорон потратиться вне плана. А погребение первородного стоит недешево, как я вам в прошлую встречу рассказывал.
Стараюсь передать дословно его дурное, неуместное красноречие. Меня коробило от него. В темнице должна стоять тишь. Люди страдали и умирали здесь. Болтовня — кощунство. Мастер Сайрус, однако, продолжал тараторить, отпирая передо мною одну камеру за другой.
— Видите, барышня, комнатки здесь уютные, аккуратненькие. Пленник, будучи помещен сюда, не останется в обиде. Вот, извольте войти и испытать на себе. Не стесняйтесь, заходите.
Уютная камера была не больше моей кельи. Макушкой я задевала потолок. Лежанка представляла собой выступ каменной стены, отхожее место — канавку в земляном полу. Источников света не было. Я не увидела даже восковых капель.
— Им позволено выходить?.. — спросила я.
— Зачем? — удивился смотритель. — Узник потому и зовется узником, что заперт на замок и не шастает своевольно. Ведь если бы он ходил где хотел, то стерлась бы всякая граница между пленником и свободным человеком. Скверно получилось бы. Непорядочек, хе-хе.
В такой камере можно делать лишь два дела. Первое: сидеть. Второе: лежать. Месяцами. Годами. Янмэй Милосердная!..
— Должен сообщить, барышня, что в настоящее время на верхнем круге подземелья никто не обитает. Его милость граф давно не имел военных стычек, вот и пленники не образовывались.
Я услышала минорный оттенок в его голосе. Спросила, не сдержав злости:
— Вас это сильно печалит, мастер?
— Ну, барышня… Коли сооружено помещение, кто-то же должен его занимать. Иначе труд мастерового люда выходит истраченным напрасно. Да и не по порядочку.
Порою я жалею, что не имею власти. Будь замок моим, я нашла бы применение уютной камере. Закрыла бы мастера Сайруса на месяцок. Согласно порядочку, хе-хе. Чтобы труд строителей не пропадал.
— А здесь, обратите внимание, тоже занятное помещеньице.
Он скрипнул дверью. Я ждала увидеть пыточную с дыбой, цепями и жаровней. Но обнаружила странно просторную комнату, посреди которой стоял стол, по периметру — лавки, накрытые овчиной, в углу — очаг. На потолке висела люстра с огарками свечей, на столе имелся канделябр. Удивительная роскошь. И, что самое невероятное, в комнате было довольно тепло.
— Это у нас, барышня, вторая караулка. Если подземелье густо населено пленниками, то необходимо двойное количество часовых, таков порядочек. Вторая группа стражников размещается здесь. Тут раздолье: и свет имеется, и обогрев. А еще предусмотрена одна строительная выдумка. Вы встаньте на скамью и потрогайте потолок. Встаньте, барышня, встаньте!
Я так и поступила. Потолок оказался теплым.
— Прямо над нами находится большой камин графской трапезной. Когда там разводят огонь, плиты пола постепенно прогреваются, а тамошний пол здесь выступает потолком. Вот так оно и происходит.
Тут я сообразила: а ведь именно эта комната мне и нужна! Единственное помещение в темнице, где не стоит запах смерти. Здесь Линдси миловалась со своим кавалером. Больше просто негде!
Светя лампадкой, я обошла комнату, тщательно осмотрела. В очаге зола — сложно понять, свежая ли. Но слишком старой она быть не может: согласно порядочку, очаг иногда должны чистить. Канделябр сдвинут к краю стола — освободить столешницу для… хм… какого-нибудь занятия. Ближняя к очагу скамья задвинута под стол, у стены возле огня имеется пространство. А овчина на лавках лежит криво — похоже, ее сбрасывали на пол, а потом кое-как спешно швырнули обратно на сиденья. Я потрогала шерсть, зарылась пальцами… Теплая, уютная, мягкая. Приятно лежать на ней голым телом… Уверена: будь со мною пес-ищейка, он учуял бы запах Линдси.