Он взял порченое яблоко и поехал прочь. Я даже опешила – никто со мною так не обращался! Захотелось выбить яблоко из руки или возле уха просвистеть стрелой – пускай дернется с перепугу. Подняла лук, но сдержалась. А он отъехал почти до речушки, обернулся.
– Хочешь сделать особое? Давай.
Взял яблоко и поставил себе на макушку.
Ты думаешь: нет, Бекка, нет, только не говори, что выстрелила!..
Яблоко – с мушку размером. Посол графства Рейс и дочка Литлендов. Возьму на дюйм ниже – и… Сожри меня тьма. Я выстрелила.
Не знаю, попала ли в яблоко. Синеглазый Моран вскинул руку и поймал стрелу на лету. Подъехал, отдал мне и ничего не сказал, лишь кивнул.
Я спросила:
– Зачем вы это затеяли?
Он ответил:
– Ты мне нравишься.
– Потому, что метко стреляю?
– Ты не Литленд – вот почему.
– Ребекка Элеонора Агата рода Янмэй, леди Литленд, – процедила я и тронула коня.
Он догнал.
– Я не об имени. У тебя душа свободная, будто ты с Запада.
– Вот уж выдумка!
– Вчера, когда держал тебя, ты не менялась в лице. Слабая душа испугалась бы.
* * *
У папы нет от меня секретов.
Мне до такой степени неинтересны политические дела, что даже мысли не возникнет заглянуть в какую-то бумагу или что-нибудь подслушать. А если по случаю и узнаю что-то, то не удержу это в голове дольше пяти минут. Потому отец любит поговорить со мною о политике: он мне рассказывает, я ничегошеньки не понимаю и задаю из рук вон глупые вопросы, папа на них отвечает, и по ходу в его собственной голове становится яснее. Так он со мною советуется. Конечно, это когда нет рядом лорда Косса. Когда есть, они запираются вдвоем в комнате и долго беседуют под пряный чай. Тогда отец просит меня далеко не отлучаться, и если им требуется чего-нибудь – чаю, сыра, бумаги, чернил – то папа просит меня принести. Не служанку, а меня: слугам он при таких обстоятельствах не доверяет. Слуга войдет – увидит мельком, какие документы или карты на столе, услышит краем уха пару слов. Вдруг продаст сведения кому-нибудь! Так что папа просит меня послужить. Веришь, мне это в радость: он так счастлив, когда именно я подаю ему чай. Что бы он ни читал в тот момент, о чем бы ни говорил – обязательно прервется и улыбнется мне:
– Благодарю тебя, милая!..
Но речь о другом. В тот самый день, как мы с Мораном ездили за яблоками, вышло странно. Был намечен общий обед для нас и западников, но прежде папа с Коссом уединились для совета. Двое мечников стояли на страже у дверей, поскольку в доме чужие. Меня они впустили без спроса, я влетела в кабинет. Хотела поскорее рассказать про утренние гонки. Знала, отец пожурит, но и порадуется тоже: ведь я обскакала Морана, а он, говорят, лучший воин графства Рейс. Распахнула дверь, вбежала, раскрыла рот – и не сказала того, что собиралась. Увиденное сбило меня с мысли: отец дернулся и быстро накрыл одну бумагу другой. Будто не хотел, чтобы я увидела! Но с чего бы? Какая беда, если увижу?!
– Чего тебе, доча?
– Я рассказать хотела… но… вижу, ты занят…
Затянула паузу в надежде. Думала, он ответит: «Да, вот, одно занятное письмецо получил. Хочешь послушать?» И прочтет вслух про какой-нибудь новый закон или ссору лорда В с лордом С, а я мигом выкину из головы. Но он ничего такого не сказал, а только ждал и прижимал ладонью бумагу. Я видела лишь клочок: то был краешек карты. Какая земля – не разобрать по очертаниям. По размеру ясно, что карта занимала не весь лист; ниже нее, наверное, шел какой-то текст.
– Прости, что отвлекла. Я позже расскажу.
– Ничего, не беда.
– Принести вам чего-нибудь?
– Нет, благодарствую.
Я вышла, у двери задержалась, задумалась. Охранники и тут ничего не имели против. Они понимали: я слышу кое-что сквозь дверь. Но это же я, любимица и кровиночка, мне все можно слышать.
И я разобрала, как отец сказал:
– Это в корне все меняет. Нужно сообщить герцогу…
Лорд Косс ответил:
– Но и с дикарями есть о чем поговорить.
Потом они снизили голоса, и ничего больше я не слышала.
* * *
Ты меня отравила. Знаешь об этом?
Я влюблялась много раз – и всегда пела от радости. Всякий раз – новый огонь и новая жизнь! Будто солнце горит новым светом! Мне казалось: просто так живу одну жизнь, а когда влюблена – то сразу две. Всего вдвое: сил, чувств, счастья, крови в жилах! И никогда не спрашивала себя: зачем я влюбляюсь? Каков смысл? В чем подвох? Никогда – до тебя.
Я ощутила в себе яд тогда, за обедом. Моран смотрел на меня: глаза – как небо в полдень… Меня бросало в жар, а сердце неслось галопом. Это было так приятно – будто скачешь во весь опор по степи! Живешь во всю прыть, дышишь чистой свободой!