– Я вполне в состоянии все сделать сама.
– Конечно, просто не заставляй себя, – он пытался казаться строгим, но знал, что она все равно не послушает.
Он надел ремень, застегнул его на третье отверстие. Мара покачала головой: за двадцать лет он не набрал ни одного лишнего килограмма. Сейчас, в сорок лет, Том был в лучшей форме и пробегал больше, чем в двадцать. Последние десять лет он участвовал в марафоне. Она подумала, что это к лучшему, ведь в последнее время с помощью пробежек он снимал стресс.
Подходя к двери и легко коснувшись плеча мужа, Мара спросила:
– Кофе будешь?
– Нет, не могу, у меня начнется прием пациентов через двадцать минут.
Некоторое время спустя, уже в кухне, засыпая кофе в кофеварку, она почувствовала, как Том обнял ее сзади. Маре почему-то подумалось, что кофеварка способна перерабатывать любое количество кофе и никогда не засоряться, в отличие от постоянно загрязняющегося пола или кухонного стола, на котором вечно нет свободного места.
Супруг поцеловал ее в затылок.
– Не утруждай себя сегодня, постарайся ничего не делать, побудь дома, отдохни.
Затем, развернув ее лицом к себе, с чуть виноватой улыбкой добавил:
– Береги себя.
Мара смотрела, как муж шел к гаражу. Как бы ей хотелось, чтобы глаза перестало жечь, а дыхание пришло в норму. Она повернулась к кофеварке и заставила себя сконцентрироваться на каплях кофе, падающих в кофейник, запахе лесного ореха и теплом паре. Она поставила чашку на кухонную стойку, налила половину и с тоской уставилась на стеклянную ручку. Раньше, непременно соблазнившись свежезаваренным кофе, сделала бы первый глоток, но теперь научилась ждать, пока жидкость остынет. Она уже знала, что руки могут задрожать и кофе прольется, и предпочитала просто вытереть пятно на стойке, а не лечить ожог.
Успокоившись, она направилась к комнате дочери и, открыв дверь, заглянула. Маленькая головка девочки вяло оторвалась от подушки, и широкая улыбка засияла на лице, обнажив места, где выпали молочные зубки.
– Мама!
Мара села на кровать, раскрыла объятия, и девочка бросилась к ней, крепко обхватив шею женщины и прижимаясь все теснее.
– Как хорошо от тебя пахнет! – Мара зарылась лицом в волосы дочери, свежие после вчерашнего купания. – Ну что, готова ехать в садик?
– Хочу остаться с тобой сегодня, – ручки сжались еще крепче, – не отпущу, никогда!
– Даже если я пощекочу тебя… здесь…
Маленькое тельце задрожало от смеха, хватка ослабела, и Мара смогла встать. Она отошла к двери и, изобразив на лице строгое выражение, уставилась на садиковскую форму, сложенную на стуле в углу.
– Ладно, соня, одевайся, причесывайся, встречаемся в кухне. Автобус заедет через полчаса. Папа позволил тебе спать подольше.
– Ну ладно… – Дочка выбралась из постели, стянула пижаму и поплелась к стулу.
Мара облокотилась о дверной косяк и притворилась, будто следит, насколько аккуратно девочка одевается, а сама тем временем наслаждалась драгоценными секундами, наблюдая, как этот худющий и когда-то бездомный ребенок с оливковой кожей разбирает одежду, и сердце ее сладко замирало.
Одеваясь, Лакс щебетала под нос песенку, которую на ходу сочиняла обо всем, что делала. Том и Мара называли это «музыка поколения спрайт».
Девочка отошла от стула, сделала пируэт, подняв руки над головой, и замерла в той красивой позе, которую приметила у старших из балетной школы. Выполнив па, она торжествующе посмотрела на маму. Мара заставила свои губы растянуться в улыбке. Не доверяя голосу, который мог предательски дрогнуть, она на пальцах показала количество оставшихся до автобуса минут.
Глава 2
Мара
Однажды ночью, четыре года назад, когда Маре уже поставили диагноз, она лежала в кровати и вглядывалась в темноту. Том пытался заснуть, совершенно уничтоженный известием. И еще до того, как первые робкие сероватые проблески рассвета принялись разгонять чернильную темноту, Мара пообещала себе, что сама выберет дату и не отступит, не даст себе ни секунды на оправдания.
До тех пор, пока не подойдет дата смерти, она будет жить максимально полной жизнью и, насколько сможет, будет все контролировать. Она возьмет верх над болезнью, а потом просто пошлет все к черту, проглотит свой коктейль и покинет этот мир на тех же условиях, на которых и жила – по собственному хотению. И она не доставит проклятой судьбе удовольствия отнять у Мары право выбирать.