Вскоре одиночество графини Муравьёвой было прервано приездом из России других декабристок: Натальей Дмитриевной Фонвизиной, Елизаветой Петровной Нарышкиной, Александрой Ивановной Давыдовой. Из Нерчинска вслед за мужьями в Читинский острог приехали Мария Николаевна Волконская и Екатерина Ивановна Трубецкая. С приездом женщин жизнь узников изменилась - изоляция бунтовщиков была разрушена. Жены декабристов - дочери из известных дворянских родов - держали себя гордо, свободно и подчеркнуто независимо в отношении сибирского начальства, большого и малого, которое не только вынуждено было считаться с ним, но и боялось их.
Они поселились в деревенских избах Вокруг огороженной частоколом тюрьмы вскоре выросла целая улица, которую местные называли «Дамской». Женщины сами готовили еду, ходили за водой, топили печи. Свидания с мужьями разрешались всего лишь два раза в неделю в присутствии офицера. Поэтому любимым времяпрепровождением и единственным развлечением у них было сидеть на большом камне напротив тюрьмы, чтобы иногда перекинуться словом с узниками.
Все женщины были необыкновенно дружны. Неугомонную, стремящуюся всем помочь Сашу, они в шутку называли между собой «Мурашкой». Необыкновенно простодушная и естественная, она всегда умела успокоить и утешить. Её поэтически возвышенное настроение придавало бодрость другим. Для мужа Саша была неусыпным хранителем и даже нянькою. И все-таки, эмоционально Александра была слаба. Пугалась многого, многое ее расстраивало.
«Я старею, милая маменька. Вы и не представляете себе, сколько у меня появилось седых волос», - писала она домой.
Тоска по оставленным детям нестерпимо мучила её. Чтобы как-то утолить это чувство она попросила свекровь заказать хорошему художнику портреты Кати, Лизы и Миши. В октябре 1827 года пришла посылка от Екатерины Фёдоровны. Весь день она не могла оторваться от родных лиц, а на ночь поставила портреты в кресла напротив своей кровати и зажгла свечу, что бы видеть их всякий раз, когда просыпалась.
*****
Миновал февраль, март, в апреле солнце растопило снег и в начале мая всё вокруг покрылось лиловыми подснежниками - ургуйками, как называли их местные жители. А потом сопки вокруг Читы окутались сиренево-розовыми облаками цветущего багульника. Ледяная, морозная Сибирь, куда они ехали со страхом, исчезла. Зазеленела тайга, луга вдоль рек Ингоды и Читинки покрылись цветочным ковром. Первое лето выдалось жарким. Невдалеке от Дамской улицы было небольшое Банное озеро, названное так, потому, что на противоположном его берегу стояло три бани. Вода в нём была чистой, прозрачной и в летнее время прогревалась до самого дна. Банное озеро было местом, где декабристки любили проводить время, купаться, стирать бельё. Даже здесь, в далёком, чужом для них краю, они старались не унывать, получать хотя бы немного радости и удовольствия.
*****
Летним вечером в дом к княгине Трубецкой пришли Александра Муравьёва и Мария Волконская. На дощатом чисто выскобленном и вымытом столе медленно оплывая, горела свеча. Женщины сидели напротив княгини на лавке, внимательно наблюдая за её действом. Екатерина Ивановна, макая перо в чернильницу, писала письмо не к родным, не к друзьям. Послание было к Бенкендорфу. Они, в который раз обращались к шефу жандармов, и просили его об одном: «...Позвольте нам присоединиться к просьбе других жен государственных преступников и выразить желание жить вместе с мужем в тюрьме».
Порыв ветра распахнул окно и бросил в комнату пригоршню лепестков отцветающей под окном черёмухи. Неяркий огонёк свечи затрепетал, едва не погаснув.
- Боже, до чего же ты дошла, Россия Николая, ежели женщина должна воевать за право жить в тюрьме! - не выдержав, сердито произнесла княгиня Волконская.
- Самое главное, Маша, чтобы и в этот раз нам не отказали, - попыталась успокоить её Александра.
- Иркутский губернатор не давал мне лошадей, когда я ехала в Нерчинскую каторгу. Угрожал, отговаривал ехать к мужу. Тогда я сказала ему, что Церковь наша почитает брак таинством, и союз брачный ничто не в силах разорвать. Жена должна делить участь своего мужа всегда и в счастии, и в несчастии, никакое обстоятельство не может служить ей поводом к неисполнению священнейшей для неё обязанности. Услышав это, губернатор перестал мне препятствовать, и отпустил с миром, видно понял, что есть над нами власть куда как выше Государевой - не отрываясь от письма, произнесла княгиня Трубецкая.
- Когда мне пришлось оставить на свекровь Катеньку, Лизу и Мишу, сердце моё разрывалось от боли, я понимала, что едва ли когда их ещё увижу. Но остаться в России и жить там, в прежней роскоши, удовольствии, но с убитой душой - не смогла. Я стремилась сюда, чтобы разделить страдания Никиты, и хоть немного облегчить его скорбь, - тихо промолвила Александра.