Александра была человеком огромного самообладания, но все чаще в письмах к родным прорывались нотки беспросветной тоски и обреченности:
«Я целый день бегаю из острога домой и из дома в острог, будучи на седьмом месяце беременности. У меня душа болит за Софью, которая остается дома одна. С другой стороны, я страдаю за Никиту и ни за что на свете не соглашусь его видеть только три раза в неделю...»
Саша всё чаще стала хворать, но не берегла себя, несмотря на предостережения доктора Вольфа:
- Если вы по-прежнему будет полуодетой выскакивать на мороз, таскать тяжелые ведра с водой, поленья дров, не спать по ночам при малейшем нездоровье Нонушки, или бесценного Никиты, то проживете недолго. Если вы не думает о себе, то хоть бы подумайте о том, какое горе можете причинить всем своим уходом! - пытался внушить ей свои опасения доктор.
В ответ ему Саша рассеянно кивала, дня два - три пыталась соблюдать предписания, а потом все начиналось заново. Зная, что Никита Михайлович сходит с ума от тревоги за нее, она скрывала свои недомогания, сколько могла. Друзей встречала веселой улыбкой, теплыми словами, щедро делясь последним.
Осенью 1832 года Никита Михайлович тяжело заболел, следом за ним слегла Софья. Александра выходила обоих, однако волнения не прошли бесследно. Беда, случившаяся в доме Натальи Дмитриевны Фонвизиной, оказалась последним потрясением для неё. Пожар был небольшой, а переполоху наделал много. Александра помогая подруге, сама еще не оправившись после неудачных родов и смерти маленькой дочери Аграфены, смертельно простудилась, и ее уже не спасли никакие старания чудодея Вольфа, самоотверженный уход подруг, безграничная любовь мужа.
Мария Волконская, Екатерина Ивановна Трубецкая, Полина Аненнкова, Наталья Дмитриевна Фонвизина, доктор Вольф, сам Никита Михайлович, не отходили от ее постели не на минуту, сменяя друг друга. Александра Григорьевна прекрасно понимала, что умирает, хотя жажда жизни была сильна - ей едва исполнилось двадцать восемь лет. Но бороться с болезнью изношенный организм уже не мог. В ночь с двадцать первого на двадцать второе ноября 1832 года Александра Григорьевна Муравьева, урожденная графиня Чернышева скончалась. Вместо любимой дочери, которая спала крепким сном, она тихонько поцеловала ее куклу, ласково простилась со всеми, кто собрался у ее постели. Тюремный священник, читая отходную молитву, с трудом сдерживал слезы, а княгиня Мария Николаевна Волконская, - обычно «сдержанная до льда», - не выдержав ужаса прощальной сцены, выбежала в тюремный коридор и захлебнулась там рыданиями, прижимая к груди ту самую куклу, которую только что давала целовать Саше. У одного Никиты Михайловича не выпало из глаз ни слезинки. Он просидел около тела жены всю ночь, тихонько гладя ее руки. Плакать он не мог. Просто стал совершенно седым. За ночь. Ему было тридцать шесть лет.
Перед смертью Александра Григорьевна завещала похоронить ее в родовой усыпальнице, рядом с могилами родителей. Однако царь не дал разрешения перевезти тело в Россию. Её похоронили в Петровском Заводе рядом с могилами дочерей. По проекту Николая Бестужева над захоронением возвели часовню, зажгли неугасимую лампадку, которая долго служила маяком для путников, едущих из Читы в Петровский завод.
14 декабря 2015г.
Лишь только смерть разлучит нас
Лишь только смерть разлучит нас
Александра стояла у покрытого морозным узором окна, вглядываясь в тёмноту ночи. В эти холодные ноябрьские дни уходящего года тревога не оставляла её.
Уже давно закончился семейный ужин, и гувернантки уложили детей спать, а Никиты до сих пор нет. Заметив, как зябко ежится невестка от дувшего от окна сквозняка, Екатерина Федоровна тихо подошла и накинула ей на плечи свою персидскую шаль.
- Александрин, ты совсем себя не бережёшь! - укорила она. - Пошли к огню, я велела горничной принести нам горячий чай с лимоном.
Зная, что спорить со свекровью напрасно, Саша покорно последовала за ней. Они устроились в креслах напротив камина, в котором жарко пылал огонь. Горничная поставила на маленький круглый столик поднос с чашками чая, сахарницей и тарелочкой с тонко нарезанными дольками лимона.
- Маменька! Никита Михайлович последние месяцы поздно возвращается, стал каким-то взволнованным, скрытным, подолгу просиживает в кабинете, жжет разные бумаги, мне входить туда не разрешает. Вот и сегодня уже поздно, а его до сих пор нет, - пожаловалась Саша, отпивая мелкими глотками горячий напиток.
- Александра! Никита человек военный, офицер Генерального штаба, на службе у самого Государя Императора! Ты должна это понимать! Мне сегодня доктор снова выговаривал про тебя: «Александра Григорьевна вовсе меня не слушает. В её положении она должна рано ложиться, принимать предписанные лекарства, а не ждать до полуночи возвращения мужа!».