Темный, погруженный в себя взгляд смягчился.
— Крессида, дайте мне пройти. Она вздернула подбородок.
— Нет, пока не скажете, куда вы идете и зачем вам нужен нож.
— Позже. Я объясню, клянусь вам. Только… не сейчас… — Все это было сказано сквозь зубы. Она покачала головой, продолжая держаться за ручку двери, и отказывалась отступать. Он провел рукой по волосам и тихо выругался. — Боюсь… Уверен, что знаю, кого описал ваш отец. Он… был моим другом. Я думал, что знаю его, а он предал все: не только свою страну, но и свою семью, и всех, кто любил его.
— Включая вас? — Это было почти как выдох, а не сказанные вслух слова.
Его плечи напряглись.
— Да.
— Но какая необходимость начинать действовать прямо сейчас? — выкрикнула она. — Подождите до завтра. Сообщите армейским — напишите лорду Хейстингсу, пусть он пришлет кого-нибудь заняться этим!
— Крессида. — С невероятной нежностью он коснулся ее щеки. — Я не был самим собой пять лет. Я потерял все, не только репутацию, но и свою семью, свое имя, честь.
— Я знаю, — прошептала она, по лицу ее текли слезы. — Но…
— А вы разве стали бы ждать и вести обычную жизнь день, два или десять дней, зная, что ответ на все ваши вопросы в нескольких милях от вас?
— Позвольте мне пойти с вами. — Она ухватилась за него обеими руками. — Он мой отец. Я имею право знать.
— Имеете. Я расскажу вам все, когда вернусь.
Он обнял ее и поцеловал так ласково, что ей захотелось плакать. Она обвила руками его шею и прильнула к нему, к мужчине, которого она любила больше всего на свете. Ей казалось, что она умирает от страха. Если ее отец предал его… Если ее отец был причастен к его позору… Не изменит ли Алек свое отношение к ней? Сможет ли он смотреть на нее и не видеть в ней дочь человека, который его погубил? Опасение, что она может потерять любовь, о которой раньше и не мечтала, заставляло ее цепляться за Алека, когда он пытался отстранить ее.
— Я иду с вами, — яростно, сказала она. — Не смейте идти без меня.
— Вы не пойдете со мной ни при каких обстоятельствах. — Он поднял брови. — Если потребуется, я привяжу вас к своей кровати, хотя я не получу от этого никакого удовольствия, поскольку меня здесь не будет.
Она тяжело дышала, сердце у нее бешено колотилось.
— Вы не посмеете.
— Вы знаете, что посмею. — Он снова поцеловал ее. На этот раз крепко и беспощадно. Она ослабела, перестала цепляться за его плащ и со стоном прижалась к нему.
— Не уезжайте, — умоляла она. — Пожалуйста, вы пугаете меня. Дайте мне закончить с дневником, а потом делайте что хотите. Пожалуйста, Алек, если вы хоть немного дорожите мной…
Он не ответил, только снова поцеловал. В два рывка он задрал подол ее юбки и положил руку между ног. Она ойкнула, но ее тело сразу же отозвалось. Любовь и желание, страх и отчаяние владели ею. Руки, потянувшиеся к его брюкам, дрожали. Когда ей, наконец, удалось отодвинуть ткань и положить руку туда, где ей хотелось быть, колени совсем не держали ее, она была близка к кульминации. Он отбросил ее руку, лицо его стало напряженным. Прижав ее к стене, он вошел в нее.
Крессида обхватила его за плечи и не отпускала, пока он входил в нее резкими, тяжелыми толчками. Когда он подхватил ее колено, чтобы войти глубже, она задрожала и застонала. Она с такой силой обвилась вокруг него, что слезы выступили на ее глазах. Алек резким толчком вошел в нее еще раз, издал горловой звук, навалился всем телом — и его голова бессильно упала на ее плечо. Наступила разрядка.
Одна слезинка выкатилась у нее из глаза и покатилась по щеке. Она водила рукой по его затылку, по коротким, жестким волосам. Если с ним что-то случится, ее сердце будет разбито навсегда.
— Я люблю вас, — потерянно произнесла она.
Плечи его задрожали, он обхватил ее и крепко прижал к себе. На миг она возликовала, решив, что добилась своего. Он смотрел на нее глазами синими и глубокими, как небо в подступающих сумерках, но в них читалась непреклонная решимость. Не сказав ни слова, он освободился от нее, поставил на пол и заботливо оправил ее юбки. Его лицо снова стало хмурым, и она поняла, что он будет непреклонен. Она закрыла глаза и отвернула лицо. Но он взял ее за подбородок и повернул к себе.
— Крессида, дорогая, оставайтесь здесь, — пробормотал он. — Когда я вернусь, я отвечу на все ваши вопросы, но не просите меня остаться. Если я, в самом деле, дорог вам… — он помедлил, потом закончил: — пожалуйста, не пытайтесь удерживать меня.
Он говорил ей, что она может остановить его, но просит ее не делать этого. Не открывая глаз, она кивнула. Легкий шелест — его не стало рядом, холодный воздух заполнил пространство, где он только что стоял, и ее затрясло. Не сказав больше ни единого слова, он открыл дверь и исчез.
Черт его побери! Черт побери всех мужчин, которые считают, что в одиночку могут справиться с чем угодно. Черт его побери за то, что он забрал с собой ее сердце и оставил мучиться ожиданием. Она открыла глаза и огляделась. Черт побери ее отца со всеми его проделками. И черт побери саму ее, раз она стоит здесь и ничего не делает, чтобы помочь Алеку.
Она прошла через весь дом, надеясь, что те, к кому она шла, еще не уехали. Мадам Уоллес, одетая в красивое синее дорожное платье, открыла дверь на ее стук. Рядом с ней на полу стоял саквояж.
— Да? — произнесла она так, словно совсем не удивилась, увидев Крессиду у своей двери, хотя они едва были знакомы.
— Могу я войти? Я должна поговорить с вами, — торопливо сказала Крессида. — Это срочно.
— Конечно, мисс Тернер. — Мадам открыла дверь шире, пропуская Крессиду. — В чем дело? — спросила она с вежливым любопытством.
Крессида набрала в грудь воздуха и прямо взглянула в лицо другой женщины.
— Алек уехал, чтобы встретиться с кем-то, кто замешан в истории с обвинением его в предательстве.
— Боже, — сочувственно произнесла мадам. — Только что?
— Он не позволил мне поехать с ним, но это может быть опасно, а он не захотел ждать.
— Мужчины, — вздохнула ее собеседница. — Но почему вы пришли с этим ко мне?
Крессида на миг заколебалась. Мадам Уоллес была такой хрупкой и элегантной, ее лицо было красиво необычной красотой, а движения отличались женственностью. Рядом с ней Крессида ощущала себя очень большой и неловкой. Неужели она действительно явилась просить, чтобы эта утонченная женщина отправилась помогать Алеку? Том все еще был в Портсмуте, мистер Хейз уехал, а мистер Уоллес выглядел человеком, способным…
— Мне представляется, что вы не совсем те люди, за которых вас принимают, — ответила она, доверившись своей интуиции. — Я думаю, вы можете ему помочь.
Что-то промелькнуло в глазах мадам. Она придвинулась ближе.
— И почему же?
Крессида открыла было рот, но решительно не знала, что сказать.
— Так вы не можете? Потому что, если вы не можете, я поеду сама.
В улыбке мадам было что-то саркастическое.
— Вот почему я не люблю работать с джентльменами, — заметила она. — Их все время заносит — или из-за любви, или из-за… — Она замолчала и надула губки. — Так куда же он направился?
— Я не знаю, но думаю, что смогу выяснить.
— Тогда выясняйте. Я буду в вашей комнате через несколько минут. — Мадам подняла саквояж и поставила его на стул. — Мы скоро отъезжаем, поторопитесь.
— Спасибо, — с облегчением выдохнула Крессида. — Я вам так благодарна…
— Вы поедете с нами. — Мадам рылась в саквояже, не глядя на нее.
— Что? — вырвалось у Крессиды. — О нет! Разве мне можно? Алек велел мне оставаться здесь…
— Вы знаете больше, чем я. Если вы не поедете, мне придется действовать вслепую. Идите и будьте готовы сообщить мне, куда он отправился.
Крессида надеялась, что поступила правильно. Кивнув, она поспешила в оранжерею, чтобы взять дневник и листы с расшифрованным текстом. Потом она отправилась искать Джулию и нашла ее в спальне, только что умывшуюся после пыльного чердака.