Александра Курицкая
***
Когда началась война, моим бабушке и дедушке было по 25—26 лет, можно сказать самый призывной возраст, но на войне они не были.
Жили они тогда в городе Сталинске (старое название Новокузнецка). Бабушка сидела с маленькими детьми, сын Шурик родился в 41-м году, дочь Лида в 44-м, а дед работал на заводе. Кузнецкий металлургический комбинат с первых дней войны переоборудовали под военную промышленность и завод стал поставлять танки под нужды фронта. Дедушка пропадал тогда все время на заводе. Не знаю, платили ли им что-то деньгами, но, по воспоминаниям бабушки, они не голодали.
Жили в центре города, в одном из четырехэтажных домов по проспекту Энтузиастов. Квартира была по тем временам хорошая, с туалетом, с ванной, правда, без горячей воды. Сестра деда, Харитина, прислала им из деревни корову-первотелка. Что делать корове в городе? Надо ей построить стайку во дворе многоквартирного дома. Вот дед и построил. Корова, как и все сознательные граждане, ходила на работу, цокая каблуками по асфальтированным улицам большого города.
Войну им удалось пережить за счет этого их нового приобретения. Молока в городе было не найти, а у них — свое. И хватало его на всех. К ним в квартиру тогда подселили эвакуированных из Москвы. Три семьи с ребятишками. Бабушка их подкармливала. Бабушке с дедом все же было полегче, им кое-какие продукты из деревни передавали.
Но в деревне были и свои проблемы. Народ весь поизносился. Одежду или обувь достать было нереально. Так, у сестры деда Харитины прохудилась последняя пара сапог и ей пришлось ходить в мороз босиком. Харитина пишет деду письмо, мол, может ты мне какие лапти сделаешь? Ходить совсем не могу.
Дед захотел помочь сестре, шить он умел, но где достать материал? И тут он вспомнил, что каждый день на заводе ходит мимо брезентовой будки. Мимо сварщиков. Недолго думая, отрезал он от этой будки брезента с полметра, свернул и заложил во внутренний карман пальто. Кто-то заметил на проходной его выпирающий бок. Деда поймали с поличным и сразу же арестовали. Даже бабушке не сказали. Для бабушки он пропал на несколько месяцев. Потом был суд. Дали год (легко отделался) и до конца войны дед находился в тюрьме.
Когда деда посадили, бабушке стало совсем трудно оставаться в городе с коровой и с новорожденным ребенком. Она все бросила, взяла корову и поехала в деревню Костенково (недалеко от Новокузнецка). Ей там дали курятник. Она переделала этот курятник под свои нужды и стала в нем жить.
Уже после войны, в 1948 году, прямо на 9 мая у нее родился сын Витя. В этот же день и корова отелилась. Теленка назвали Майкой. Корову они обычно привязывали, а тут бабушка собиралась на работу и забыла ее привязать. Корова была жадная до еды (после отела), ходила и ела без разбору все что попадалась ей на пути. Зашла на поле. Там работники сельпо сажали картошку, а потом побросали все и уехали. После них на поле из земли торчали гвозди, а на обочине валялись мешки с остатками картошки. Корова увидела картошку, обрадовалась, стала есть и наелась вместе с гвоздями. Мучилась она потом всю ночь. Помочь ей было невозможно. Лагерь пионерский в те дни открывался. Вот туда они свою корову на мясо и сдали.
«Только теленок Майка нам от коровы на память и остался», — вспоминала бабушка.
Эту историю я впервые услышала в 2008 году. Бабушке тогда было 93 года. Меня поразило, что она приравнивала теленка Майку к ребенку, когда говорила, что Витя и Майка у нее в один год родились.
В этой связи мне вспомнилась строчка из стихотворения Алексея Цветкова «Смерть на Марсе»:
«там нет стрекозы или гризли
родных человеку зверей»
Все-таки животные — родные нам существа и с ними пережить войну было не так страшно.
Зина Семенова
***
У меня бабушка жила под Истрой, в деревне рядом с монастырем. Там были достаточно сильные бои, потом практически каждый год, когда сажали картошку, выкапывали из земли гильзы, а однажды дед даже гранату выкопал. Так вот, в 42-м году, когда немцы уже ушли, три бабушкиных брата пошли на речку рыбачить и по дороге в поле наткнулись на мину. Всех троих хоронили по кускам, им было от, кажется, 8 до 17 лет. От трех человек осталась только одна фотография одного брата — на паспорт. Бабушка их очень часто вспоминает. А дед воевал в кавалерии, очень жалею, что ничего его про войну не спрашивал, а он не рассказывал. Единственное, что знаю — его лошадь звали Копчик.