Я нахожусь здесь и там одновременно. Кто может понять это?
И в своем кошмаре я чувствую себя ужасно одинокой.
И потом, эта дама-психолог постоянно делает не то. Во время нашей первой встречи она протягивает мне большой лист бумаги и предлагает взять ручку и излить всю ненависть, которую я испытываю к «человеку, который тебя изнасиловал». Если задуматься, я могла бы сплошь исписать не то что лист, а целую тетрадь оскорблениями, но сейчас из меня почему-то ничего не выходит. Я не знаю таких оскорбительных слов, которые могли бы вместить в себя все то, что я к нему чувствую. Для меня все, что я пережила, — из разряда невыразимого, непередаваемого словами, непостижимого. Я могу это описать, когда того требуют полицейские, но не могу об этом думать. И это меня ошеломляет. Когда я вспоминаю о Да Крусе, мне никакие мысли в голову не приходят. Я только ощущаю жуткий страх, с которым невозможно совладать, который невозможно описать и выразить словами, страх, который затопляет мой мозг и блокирует все мои мысли и действия. Перенести его на бумагу означало бы принизить, уменьшить ужас, который внушает мне мой насильник. Поэтому я не пишу вообще ничего.
— Ты на него сердишься? — спрашивает у меня психолог, часто моргая.
На него — не знаю, а вот ее я бы с удовольствием стукнула, засунула бы ей в глотку и ее листок, и ручку вдобавок. Она смотрит на меня своими дебильными маленькими глазками, а я… я до сих пор опасаюсь за свою жизнь. Я боюсь, что он вернется, боюсь окружающих, боюсь воспоминаний, боюсь смерти. С тех пор как я в больнице, я по многу раз в день принимаю «лечение» — горы таблеток, и это становится еще одним поводом для волнений. Если я глотаю столько пилюль, значит, я действительно больна. Да Крус занес в мое тело какие-то жуткие микробы, возбудители болезни, наверняка неизлечимой, но никто не осмеливается сказать мне правду. А может, он навсегда порвал что-то у меня внутри, ведь там, в лесу, мне так и показалось… От всех этих «а может» у меня голова идет кругом, появляется животный страх, из-за чего исчезает аппетит и портится настроение.
— Ты принимаешь лечение против СПИДа, — как-то утром сообщает мне одна из медсестер. — Тебе назначена тритерапия, поскольку ты имела незащищенный половой контакт.
После ее объяснений я погружаюсь в отчаяние. Совершенно ясно мне только одно: вполне вероятно, что я скоро умру. Через несколько недель мне предстоит сдать анализы, чтобы выяснить, заразилась я или нет, а пока мне придется жить с этим страхом, как под бетонной плитой, которая в любой момент может рухнуть мне на голову. Успокаивающие, которыми меня закармливают, помогают мне справиться со всеми этими новыми ужасами. Целый день я живу в легком тумане, который защищает меня от окружающих и сглаживает приступы неконтролируемого страха. Ночью я проваливаюсь в черную дыру. Таблетки втягивают в себя тени кошмарных снов и мрак воспоминаний. И вдруг в какой-то момент я оживаю. Я даже начинаю понемногу болтать с девочками, которые делят со мной заточение. Одна — анорексичка, а другая — очень симпатичная несостоявшаяся самоубийца, у которой очень красивая одежда, и она умеет играть в гольф. Мы разговариваем о шмотках и о музыке. Я начинаю наведываться в игровую комнату больницы, потому что там есть компьютер с интересными программами. На нем я изменяю фотографии своей маленькой сестры — пририсовываю ей русые кудри или усы. Это меня развлекает, потому что в такие минуты я ни о чем не думаю, а когда я показываю Рашель эти маленькие карикатуры, она хохочет. Я очень люблю ее улыбку и смех. Я вижусь с ней каждый день — с моей сестричкой, которая едва научилась ходить. Когда мама приходит меня навестить, она всегда берет ее с собой. Мы разговариваем обо всем и ни о чем, и мама изо всех сил старается меня подбодрить, а Рашель все это время сидит у нее на коленях.
Но я все-таки хочу знать.
Я хочу быть уверена, что Да Крус не сможет прийти сюда за мной, хочу доказательств того, что в больнице я в полной безопасности. Мама меня успокаивает: она своими глазами видела, как жандармы приехали арестовать этого мерзавца — в понедельник на рассвете. Похоже, наш соседушка не удивился, увидев представителей закона, и послушно проследовал в участок. Там он сразу признался, что изнасиловал меня. Теперь его точно надолго запрут в тюрьму, добавляет мама, так что я могу быть спокойна. Потом она меняет тему и кладет мне на постель перечень моих домашних заданий.