Дверь аккуратненько к стеночке приставили, и оторопели.
У Вальтера морда красная — то ли оттого, что значительно на диафрагму принято, толи потому что Илья ему яйца щупает. Нежно. Под музыку «No Doubt».
Обнажённые до семейных трусов — оба.
На кровати сидит Ольга, за голубыми танцами наблюдает, в ладоши хлопает. Физически не изменяет, но слюной истекает однозначно. И ТАМ тоже.
Мешать не стали. Только дверь на место поставили.
Синие с инеем птицы. С инеем — потому что декабрь-месяц окна узорами марает…
— Шакил, — по-моему, Зомби чем-то напуган, — там Демон в ванной закрылся и суицидом занимается. Вены режет.
— С чего ты взял?
— Он же пьяный в жопу.
Неубедительно, я тоже весь вечер не лимонад через трубочку цедил, а жить всё равно хочу — как утром после пива. Но, похоже, Серёга не шутит. Надо принимать меры, пока Демон кровью санузел не загадил — отмывай потом его гемоглобин ёршиком, да объясняй ментам, что зубной щёткой тоже можно случайно подавиться. Из-за неаккуратности. И когда ж он успел-то?
Стучу в запертую дверь (да сегодня прямо Ночь Запертых Дверей какая-то!):
— Колян, открой.
— А это кто?
— Колян, это я, Шакил.
— Не, Колян — это я. А ты кто?
— Шакил. Шаакиил!.. Ну, ёп твою мать, ШАКИЛ!!
— А-а, Шакил…
— Не гони, Колян, открой.
Щелчок шпингалета:
— Заходи.
Вхожу.
Демон стоит — пританцовывает? или активно изображает маятник? — руки опущены в умывальник, из крана течёт вода.
У-у, да его уже шатает от потери крови…
Закрываю глаза — с детства не люблю вкус кровяной колбасы — шаг вперёд, касаюсь пальцами воды — горячая. Сердце тревожно сжимается — сидите, я сам открою. Осторожно — боязно! — приоткрываю веки, смотрю на руки в парующей струе… ещё раз смотрю, и ещё… недоверчиво ощупываю раковину, заглядываю под умывальник…
Крови нет.
Нигде нет.
Ни хрена не пойму. Что-то не так. Что? Где подвох? Где кровь? Почему нет крови?
— Колян, шо ты делаешь? — спрашиваю.
— Руки грею.
Ага, руки греет. Ну, ясное, блин, дело: чего бы в два часа ночи ни закрыться в ванной и погреть руки?! В горячей воде?! Ну, оно и понятно: в квартире у Зомби прям Северный полюс какой-то. Минус семьдесят. Вот у Коляна-то рученьки и замёрзли. А у нас нет. Это потому, что мы все, мля, пингвины, только этого не осознаём. Непонятливые такие пингвины. Тупенькие такие. С крылышками. И крякаем…
Мне вдруг стало скучно и неинтересно.
Мне захотелось одиночества — в котором нет и не будет свиней на унитазе и демонов в облаках острого пара. Мне захотелось — поверьте, от всей души! — предаться суровой аскезе: не пить больше. Сегодня.
Комната Зомби. Замочек цел, дверь обратно приладили — и это замечательно. И никого: Вальтер да Илья на кухне водку хронают на брудершафт — воистину любовь с первого взгляда бывает; Ольгу Дрон далеко не отпускает — на колени посадил и регулярно цёмает в шейку, чтоб не забывала, чей отросток в попку упирается.
Комната Зомби. Груда кожаных курток на кровати. Идеальное место для уединения.
Ныкаюсь под кучу турецко-китайского садизма над животными — одиночество должно быть тёплым. Под голову — Амбалкину шкуру молодого дерматина. И спать…
Не получилось.
Помешали.
Любовь. Неподдельная.
Я-то замочек забыл провернуть, а Боря нет — Боре вздумалось в этой комнате тет-а-тет пообщаться с Окей: клац! И швейной машинкой дверь привалить, чтоб никто не зашёл в самый ответственный момент общения.
Окей получила свою погремуху, за привычку на все предложения отвечать положительно. По-английски…
А для общения что главное? Правильно, штаны стянуть, чтоб непринуждённей как-то, душевней чтобы. В штанах-то скованные все, стеснительные, а как только расстегнул ремешок — вот тут-то искренность настоящая и начинается. Неподдельная. Чем длиннее искренность, там человек откровенней, чем круче — правдивее…
Ситуация весьма пикантная, особенно моя роль непредвзятого наблюдателя — в верхней одежде и в полумраке-то я не заметен. Инкогнито, бля. Всё это, конечно, очень занимательно, но почему-то хочется куда-нибудь провалиться. Желательно не слишком глубоко.
Постепенно — вечность длится быстрее! — всхлипы, вздохи и нежные слова начинают выводить меня из состояния психического равновесия: когда ж он кончит-то? сколько можно девушку утруждать?
Наконец возвратно-поступательные движения прекращаются — форсунка впрыскивает жидкость в камеру сгорания.
У них получилось! Я счастлив за ребят и за себя тоже: молодцы, поперчились и будя — не мешайте людям спать. Харэ балдеть, сушите вёсла.