Есть такая забава: поднырнув, подгрести к кому-нибудь и сотворить гадость: за нижние конечности схватить да перевернуть и притопить, а главную купальную принадлежность стянуть и на турничке повесить, как скальп бледнолицего, для просушки и вообще.
Вдруг вижу (благо, воду не замутили ещё): Кабан перископы вылупил и ко мне гребёт. Отхожу на пару шагов — он за мной — ихтиандр, блин, недоделанный. Ещё шаг — не отстаёт. Ага, думаю, коварный замысел взлелеял. Ну, ничего, сейчас мы тебя, неразумного, отучим пакостничать.
Олежа уже и ручонки тянет, да не тут-то было. Пресекаю непотребные действия — определяю стопу на его цельно костяную голову: пятка на темечко. Вследствие чего происходит вжатие лица в песок.
Жёлтенький.
Стою, Кабана мордой в дно впечатав, улыбаюсь — моральное удовлетворение, знаете ли. А он, болезный, руками машет, ногами дёргает (разве что пузыри не пускает: через песок не проходят) — видать, что-то ему в этой диспозиции не нравится. Может, он себе субмарину «Курск» напоминает? И потому дискомфорт испытывает?
Странно, да?
Но я же не изверг какой: как только он дёргаться перестал, так сразу и отпустил. Жалко мне что ли? — пусть дышит. Всплыл: морда в песке, воздух глотает. Не пережёвывая. До сих пор, когда вспоминаю, от хохота распирает, и сердце щемит — приятно так, с гордостью едва осознанной. Вот и сейчас тоже…
У меня от гордости за нас аж сердце защемило: дошли всё-таки.
Даже не верится.
Сумки в кусты, рюкзаки в листья — и дружно дымим. Девочки — с фильтром, мальчики — «французские». «Примуа» которые. Мальчики костром и хавкой занимаются, девочки — матриархат, не иначе! — на пляж топают. Под присмотром Хрюши — места здесь дикие.
Костерок потрескивает сухими веточками, язычками пламени облизывается. Алюминиевая кастрюля исполняет роль походного котелка и уже конкретно загримирована копотью: Отелло, блин, тазиков и сковородок. Тут тряпочкой да ёршиком не обойтись — придётся потом рашпилем отдраивать, чтоб хотя бы Майкла Джексона из неё сделать. Иначе маман меня неправильно поймёт — расовая дискриминация, знаете ли.
Над кастрюлькой Юрик колдует. Он у нас вместо повара — умеет воду кипятить и разминать пальцами «галину бланку».
Хорошо: небо, клещи, поганенькая сигаретка, вкусный дымок — жить же можно. Ё моё, это ж райское блаженство на Земле.
Да вот только девочки вернулись. Улыбаются, довольны — подмылись перед едой. А Кабан хмурится, нечистоплотный потому что. Зовёт Костика и меня отойти — переговорить. Юрика не зовёт, Юрик занят: свиную тушёнку вскрывает.
— Шо такое? — спрашиваю, а сам Маринке подмигиваю: типа, ты, подруга, сегодня цветёшь и пахнешь! так держать!
— На пляже местные были… — Кабан делает паузу, и я настораживаюсь: МЕСТНЫЕ ДЛЯ НЕМЕСТНЫХ = ПРОБЛЕМЫ.
— Ну и? — интересуется Костик, ковыряя берцем землю чужбины.
— К нашим девочкам. Много их. Человек десять. Может, больше. На мотоциклах. А они улыбаются, дуры, глазки строят. «Мы вас видели, чо это, девочки, вас трое, а пацанов четверо?» А Марунц, дура: «А нам троих мало!» Ебать-ковырять, я сижу молча. Пиздец ситуация: один, их десять; нож незаметно во внутренний карман переложил…
Н-да, Адама из рая тоже из-за бабы выперли: увидела она длинный чёрный фаллос — прикольный, чешуйчатый и с язычком раздвоённым — и от волнения душевного стала грызть, что ни попадя. Запретное Что Ни Попадя. И всё: гоу ту зэ нафиг, и ты, пацан, за компанию — раз не доглядел.
— Бля, Марунц, кабуча толстая! — все подумали, Костик сказал.
— В натуре, ситуация. Шо делать будем?
— Они обещали позже подъехать, — добавляет дёгтю Олег.
Темнота дёгтем мажет лица — и к лучшему, да? Свет не включаем — после отбоя ни-ни! — прибежит Пупсик, пиздёж поднимет, а её рычание смерти подобно. Через набубуки.
— Девочки, а у вас вода есть? — спрашиваю куда-то на ощупь.
— Нету, — отвечает Ольга.
— А чем спирт разбавлять?! — возмущается Хрюша. — Ну вы, девочки, и даёте.
— А мы и не даём.
— Оно и видно.
— Олег, а у меня одеколон есть, — вдруг вспоминаю я. — Будешь?
Почему-то хочется, чтоб меня считали опытным бойцом, эдаким «старым перцем», прошедшим огонь, воду и фалопьевы трубы. А как подобного добиться? Что является символом самостоятельности и бывалости в девятом классе? Помимо сигарет, подкуриваемых от своего же бэрика? Ну, конечно, обильные возлияния алкогольными напитками! Ха, одеколон употребляют только настоящие мужики! — сильные, наглые и вонючие.