Джефф Питерс
Лишний доллар не помешает
(Великолепная семёрка-2)
Пролог
Было время, когда киллеры приходили за вознаграждением в полицейский участок.
Тогда, в годы освоения Дикого Запада, цивилизация не поспевала за стремительным продвижением границы поселений, Фронтира, и первопроходцам приходилось самим справляться с теми, кто мешал им жить и работать. А таких любителей поживиться за счёт чужого труда хватало везде.
Переселенцы тянулись в край, богатый золотом и серебром, тучными пастбищами и плодородными землями. Здесь было всё, не было только Закона. Привычные понятия рушились, они были непригодны для новых условий, как непригодны в пустыне франтовской цилиндр и смокинг. Вчерашние законопослушные горожане попадали в страну, где господствовал только один закон – прав тот, кто выстрелил первым. Привычным явлением были здесь уличные ограбления, конокрадство, нападения на почтовые кареты и поезда, налёты на банки, наёмные убийства. Были шерифы, которые занимали эту должность только для того, чтобы убивать и грабить под прикрытием закона.
Богатство приисков и рудников притягивало к себе лихих парней, которые предпочитали добывать золото и серебро не киркой и лопатой, а более лёгким инструментом – револьвером. Заманчивой мишенью для налётчиков были почтовые дилижансы и обозы с продовольствием. Поднаторев в этом деле и собираясь в многочисленные стаи, бандиты останавливали поезда и грабили банки.
Жизнь отдалённых поселений фронтира слишком сильно зависела от центра. Оттуда, из больших городов, текли сюда ручейки товаров и денег. И когда грабители расплодились настолько, что эти ручейки стали пересыхать по дороге, жители фронтира перестали надеяться на помощь властей и решили сами позаботиться о себе. Чтобы избавиться от бандитов и воров, старатели Калифорнии и шахтёры Монтаны собирались в «комитеты бдительных». Заручившись согласием беспомощных властей, они устраивали облавы и погони, ловили преступников и судили их по упрощённой процедуре – без адвокатов и присяжных, а часто и без следствия. От поимки до исполнения приговора обычно проходило не больше часа, да и это время уходило только на то, чтобы собрать побольше зрителей на представление под названием «публичная казнь». Бурная деятельность «бдительных» не только защищала трудящихся, но и вносила в их суровые будни приятное разнообразие.
На бескрайних просторах Юго-Запада и Великих Равнин с бандитами боролись иначе. Люди здесь селились слишком далеко один от другого и потому не могли объединяться ни в какие комитеты. Да и некогда было. День шахтёра делился на рабочее время, время для сна и время для отдыха, а день скотоводов Техаса и Нью-Мексико состоял только из рабочего времени. Ковбои ели в седле и спали в седле – когда уж тут гоняться за злодеями? Проще было нанять отставного солдата или пришлого горожанина с тонкими руками.
Стада, поезда и банки фронтира постепенно перешли под защиту охранных компаний. Детективное агентство Пинкертона из Чикаго выслеживало преступников, особо досаждавших скотопромышленникам, и исправно предавало их в руки правосудия, выставляя непомерно высокие счета мясным баронам.
Но был и другой способ, подсказанный развитием печатного дела и рыночных отношений. Время от времени какой-нибудь шериф, отчаявшийся гоняться за неуловимым бандитом, заказывал в типографии плакат такого содержания: «Сумма в 1000 долларов будет вручена тому, кто доставит в суд Джона „Бродягу“ Смита. Мёртвым или живым».
Последняя фраза этого объявления значительно упрощала дело, поскольку затащить в суд живого Джона «Бродягу» было слишком хлопотно, И эта афишка, отпечатанная достаточным тиражом и прибитая к дверям салунов, к телеграфным столбам, а то и просто наколотая на одинокий кактус, часто решала судьбу тех, кто предпочитал жить вне закона.
РЕЛЬСЫ И ЗАКОН
Поезд компании «Юнион Пасифик» рассекал просторы пустыни с умопомрачительной скоростью, двенадцать миль в час. Однако пассажирам вагона третьего класса, сидевшим на жёстких деревянных лавках и безуспешно боровшимся с дремотой, временами казалось, что поезд стоит на месте. Каждый раз, бросая осоловевший взгляд в окно, они видели один и тот же пейзаж – раскалённая добела потрескавшаяся глина, бугристая россыпь колючек, да серый зигзаг далёких гор на горизонте. И только перестук колёс да равномерное покачивание вагона служили признаком того, что поезд всё-таки перемещался в сторону пункта назначения.
Полковник Дуглас Мортимер не смотрел в окно. Он ездил в поездах не ради того, чтобы любоваться пейзажами. Пассажирский вагон оставался единственным местом, где ничто не отвлекало его от чтения Библии. «… И добычи много вынес из города. А народ, который был в нём, вывел и умерщвлял ах пилами, железными молотилами и секирами. Так поступал Давид со всеми городами Аммонитян», прочёл полковник Мортимер и на какое-то время отвлёкся от чтения, пытаясь представить себе процесс умерщвления пилами.
Сонную тишину нарушил голос кондуктора:
– Ваши билеты, леди и джентльмены, ваши билеты!
– Долго ли ещё ехать до Тукамкари? – спросил полковник, предъявляя билет.
– Нет, сэр, – отвечал кондуктор. – Будем минуты через три. Ваши билеты!
Полковник откинул крышку своих карманных часов и удовлетворённо кивнул, взглянув на циферблат. «И восстал сатана на Израиля, и побудил Давида сделать счисление Израильтян…»
– Простите великодушно, святой отец, но вы совершили ошибку! – раздался над ухом полковника голос попутчика.
Краем глаза полковник Мортимер заметил, что сидевший рядом с ним человек в котелке и пенсне радостно оживился, найдя, наконец, повод поговорить. Видимо, до сих пор его природную общительность придерживало религиозное чинопочитание. Чёрная шляпа полковника, его широкий чёрный плащ и особенно книга, которую он держал в руках, библия в сафьяновом переплёте с серебряными наугольниками, ценой не менее ста долларов, – все это иногда заставляло окружающих принимать его за одного из странствующих проповедников или миссионеров различных церквей и толков, часто встречавшихся среди пассажиров.
Многие из миссионеров предлагали воспользоваться услугами церкви, которую сами же и основали. При этом они всегда были готовы предъявить местным властям соответствующую лицензию. Иногда, покидая границы новообращённого в свою веру штата, например, перебравшись из Теннеси в Арканзас, они принимались торговать глазными каплями и затычками для ушей, поскольку их религиозная лицензия действовала только в Теннеси, а для Арканзаса имелась фармацевтическая.
Если же никаких лицензий получить не удавалось, миссионеры превращались в просветителей и начинали читать публичные лекции на тему «Мои встречи с Диккенсом», «Частная жизнь французской адвокатуры» или «Мнение медицинской науки о воздействии вальса на психику». Эти темы вызывали неподдельный интерес в образованных слоях Дикого Запада, которые всегда были рады послушать речь, насыщенную научной терминологией. На Восточном побережье утончённую публику Балтимора, Нью-Йорка и Филадельфии можно было привлечь не столько терминологией, сколько демонстрацией курьёзов природы. Зрители охотно посещали лекции о покорении индейцев ради того, чтобы полюбоваться засушенной головой Мангаса Колорадаса, вождя апачей.
– Как жаль, святой отец, что вы сразу не сказали, что вам надо в Тукамкари! Я прекрасно знаю все станции на этой линии и могу вам вполне определённо сказать, что вы сели не на тот поезд. Да, не на тот поезд!
Человек в котелке приветливо и сочувственно улыбался, видимо, ожидая от собеседника каких-то вопросов, вполне естественных в таком положении. Но полковника Мортимера сейчас больше занимало другое. За незаконную перепись населения Израиля Господь разгневался на Давида и, прежде чем покарать, предложил ему на выбор три вида наказания – или трёхлетний голод, или трёхмесячная война, или три дня под мечом Господним. «Я бы выбрал войну», подумал полковник Мортимер, «всё-таки какие-то шансы всегда остаются». Но Давид решил иначе. Пусть лучше впаду в руки Господа, только бы не впасть мне в руки человеческие. «Тоже верно», мысленно согласился с Давидом Дуглас Мортимер. «Бог милостив, а люди… Люди не прощают».
– …Потому что в Тукамкари останавливаются только те поезда, которые вывозят оттуда скот, а наш поезд там не остановится, – донёсся до него голос попутчика.