– Здравствуйте, здравствуйте! Отец Михаил сказал мне, что у вас какое-то не совсем обычно дело ко мне. Насколько я понимаю, вам нужен не только совет, но и вы пытаетесь что-то разузнать. В любом случае буду рад помочь, чем смогу. – Его речь была довольно растянута, как если бы он читал проповедь. Но от этого она не становилась хуже или занудней, наоборот, она скорее приобретала некий шарм, свойственный общественным людям, которым приходиться много и часто говорить.
Игумен оказался довольно прост в общении, приятен, и буквально с первых слов, впрочем, как и всей своей внешностью, он располагал к себе своего собеседника. Профессор прошел вглубь кабинета и присел на указанный ему стул. Он изложил свою проблему как можно более подробно, не забыв при этом рассказать и про своих двух не совсем обычных пациентах, и про странные смерти женщин, и про, по крайней мере, как он считал, причастного ко всему этому странного молодого человека, который легко мог предстать перед кем угодно и казаться абсолютно нормальным человеком, а мог и являться во сне и в галлюцинациях.
– Все это довольно странно. Тем более, что это происходит в наше время. Хотя сейчас и принято говорить о всякого рода чудесах, домовых, приведениях и т.д., но все подобное, как правило, оказывается простым вымыслом, способом обратить на себя внимание, а настоящие случаи мистического характера очень редки. Думаю, вам нет смыла что-либо придумывать, а значит все вышесказанное правда. – Игумен на минуту остановился, задумался, и затем продолжил все тем же ровным голосом. – Есть некая старинная притча, подходящая как раз под ваш случай, если честно, то всегда считал что это просто притча и ничего больше, по большей части вымысел, возможно, я и ошибался.
Игумен Митрофан перевел дух, и начал рассказывать притчу.
***
Притча.
Когда-то, очень давно, когда люди только начинали возводить города, жил один пахарь. Всю жизнь прожил он на одном месте, возделывая одно и то же поле. Жена его умерла, рожая ему третьего сына, а он, оставшись один, больше так и не женился, детей воспитывал сам как мог, разве где иногда соседи помогут. Хозяйство было у него ладное, пусть не сильно богатое, а всё же содержать свою семью он мог, абсолютно не задумываясь о хлебе насущном. Тут к месту нужно сказать, что любил он на свете всего три вещи: любил он своё поле, и не представлял себе жизни другой, жизни без постоянных мыслей о будущем урожае, и что можно будет за него выторговать; любил он также своё село, своих сельчан, все сельские праздники и обычаи; и не мыслил он себя без детей своих, коих оставила ему на воспитание покойная жена его.
Дети были единственной отдушиной его. В те недолгие часы, когда он не занимался хозяйством, сидя у огня, он вырезал сыновьям из дерева фигурки различных животных, рассказывал всевозможные выдуманные им же самим сказки. И в это время дети прекращали все свои шалости. Рассаживались вокруг отца и внимательно, с нескрываемым интересом слушали его, а самый младший, уморившись за день, уже через несколько слов произнесённых тихим, добрым бархатным голосом, начинал мирно посапывать, удобно примостившись возле родительских ног. Но время шло. Дети росли, пахарь по-прежнему возделывал своё поле в надежде на богатый урожай. И подходило время старшему сыну о невесте подумать.
По местному обычаю, когда старший сын женится, то отец даёт ему большое приданное, среднему же приданное весьма скромное, ну а младшему уже, что останется. Хотя братья и были дружны, но спор у них из-за этого случился. Не согласны младшие братья с таким положением вещей, давай, говорят, всё сразу поровну поделим, чтобы никому обидно не было. А как тут поделишь, отец-то жив ещё и на тот свет явно не торопится. Порешили братья убить отца.
Перед сбором урожая ходил пахарь в соседнюю деревню договариваться, чтобы часть урожая на нужные ему вещи и продукты выменять, а возвращался, как правило, под хмельком. Протянули братья в лесу через тропинку верёвочку, и когда отец мимо шёл, натянули её. Пахарь, будучи в нетрезвом виде, споткнулся, на ногах не удержался, упал, да головой прямо о камень пришлось. Вышли братья из убежища, смотрят, отец без сознания лежит, а из-под головы тонкая струйка крови сочится. Принесли они пахаря домой, на лежанку положили. Но отец жив ещё был, и на какое-то время в сознание пришёл. Оглядел он детей своих, всё понял по их глазам, и, уже умирая, сказал: « Что ж вы, детушки, наделали? Я бы и так всё вам оставил. – Он перевёл дух, и продолжил. – Родятся у вас дети, будут вами любимы, но падут они от руки вашей, так и закончится на вас род наш, и не будет ему продолжения. И во всякий год, во всяком селе будут дети любимые погибать во младенчестве от рук родителей своих, ибо обиду снести от чада любимого десяти смертям подобно». Так и умер пахарь, с немым укором и слезами в глазах.