—Сказал бы сразу, что трахать будешь, давно бы уж делом занялись. Правда, соперница моя ненавистная?—она несильно толкнула весьма занятую подругу и та недовольно, но согласно замычала, какие тут разговоры с занятым ртом.
—Тихо тут,—Алекс осторожно прижал лохматый затылок.
—Эй на берегу! Господь велел делиться!
Мимо острова, в какой то сотне метров от сладкой троицы ползла самоходная баржа, таща за собой на буксире безмоторную сестренку с которой на них пялился в бинокль пацанчик младшего взрослого возраста. И не просто пялился, а ожесточенно жестикулируя, комментировал происходящее на пляжике пятерым слушателям столь же несерьезной возрастной категории. Ольга вскочила, заорала что-то благожелательное и замахала руками, призывая речных матросиков в гости. Пресечь столь неосторожные действия Алекс увы не успел по вполне понятным и простительным причинам. Отдышавшись и вернувшись в этот мир, он увидел резиновую надувашку, с двумя весьма шустрыми гребцами изо всех сил махавших веслами.
Во время начавшегося после высадки цирка, Алекс только угукал и агакал, лишь изредка важно кивал изо всех сил стараясь сдержать дикий хохот. Главную линию вела Ольга, Лена лишь иногда поддакивала. Зато итог торговли оказался весьма ощутимым. Чрезвычайно гордые, что участвуют в столь серьезном деле, как выкуп сексуальных рабынь, пацаны смотались на баржу и привезли килограмм пельменей, половину свиной ноги домашнего копчения и пару буханок хлеба. Натюрморт завершали двадцать тысяч рублей. Ольгу возмутил столь мизерный выкуп, но больше у матросиков просто не было.
Пока довольные покупатели грузили вещи девчонок в небольшую шлюпку на которой привезли выкуп вместо ненадежной надувашки, несколько ошалевший от произошедшего Алекс прощался с Пятницами:
—Деньги конечно весьма кстати, я уж собирался обратно автостопом, однако стоит ли? Хрен знает, что ждать от этих сексуально озабоченных тинейжеров.
—Во-во, теперь, когда они за нас вроде как заплатили, глядишь, в первую же ночь кого-нибудь да оттрахаем, а там и весь месяц, что до Москвы ползти, не даром пройдет, а иначе неделя, пока хоть кто-то клинья бить начнет.
—А как же лубов?
—Эт лет через пять, после диплома.
—Шлюхи вы, шлюхи, они ж мальчики совсем,—Алекс легко щелкнул Ольгу по носу.
—Но-но продал так продал, иксплататар проклятый.
Посмеялись. А через полчаса, он грустно смотрел как баржи медленно набирая ход поползли дальше по широкой ленивой реке.
11.05.3003 год от Явления Богини.Где-то
Воспоминания шли фоном, не мешая идти по лесу. Рыба надоела и Алекс решил поохотиться. К тому же где-то на задворках памяти мелькнуло название-солонец. Вроде это выходы каменной соли, что лижут лоси да олени, авось удастся найти такое чудо, жизнь без соли совсем осточертела.
Солонец он конечно не нашел, но барсука добыл, видать бедолага после зимы еще не отъелся и совсем забыл об осторожности, хотя вполне возможно, что других идиотов с длинными острыми палками в здешних леса не бродило, во всяком случае, тропа, которую Алекс пересек, проходила под низкими, по пояс ветками, а значит люди по ней точно не ходили.
“Диетический попался. И вообще, чем не санаторий? Вина, водки нет, жирного, копченого тоже. Мясо, самка собаки, и то несоленое! Диета блин-н-н. Пожалуй пора вооружаться по образу первобытных, а то бензин кончится, как огонь добывать буду? Да и хоть какую-то пародию на нож изготовить стоит.”
Решив заняться этим после обеда, Алекс продолжил обсасывать заднюю ляжку барсука. Без соли, изрядно подгоревшая сверху, конечно не деликатес, однако голод не тетка, да и притерпевшись к подобным мелким неудобствам, он заставил себя их просто не замечать. Шорох заставил поднять глаза. Прямо напротив, всего в каких-то шести-семи метрах стояла кудлатая, очень грязная собака. Очень неправильная и страшно злая собака.
“Вот тварь, костра совсем не боится, неужто хозяйская?! Непохожа. На Земле такие по городам бездомные шатаются. Для них огонь тоже всего лишь источник тепла. Не-е-ет, тех в лес палкой не загнать. А глаза-то умные и циничные. Шпана дворовая! Того и жди-финку достанет, то бишь зубки покажет.”
Странно, страха не было. Собак Алекс не любил. Переболев в детстве сказками о собачьей любви и преданности, относился к ним спокойно, как к опасному, но понятному зверю. Установки неумелой дрессировки слетали при первом же всплеске адреналина и домашние любимцы превращались в злобных жестоких тварей. Глубоко внутри собаки сидело вбитое веками подчиненной жизни—”Человек—это хозяин, он кормит, поит защищает”. Он, а не его! Вот и не любил Алекс “преданных” бестий, готовых защищать только сильного. Может и существовали на свете другие, хорошо дрессированные и действительно преданные, но на улицах их точно не было. Правда последнее время много трендели о волкособаках—противоестественной смеси почти генетических врагов. Дикарь, органически неспособный на подчинение никому, кроме вожака, безжалостный хищник, для которого весь мир—добыча, получал все чему научилась собака, века прожившая бок о бок с еще более страшным хищником—человеком. Знать все о своем враге и избавиться от гена подчинения! Правда сие или досужие домыслы шакалов пера, но сейчас Алексу показывала клыки именно такая тварь! Злорадно скалилась, уверенная, что сидящая напротив добыча бросится наутек, а то и просто свалится парализованная страхом.
На-а-а!
Увесистый, барсук поди, а не курица, окорочок влепился в лоб уже присевшей перед прыжком твари, Алекс не замахивался—потеря времени и развернутый доклад о намерениях, вместо этого толчком обеих ног послал тело вперед, ныряя прямо через костер, и одновременно кистью, словно сюрикен, отправил окорочок в короткий, но весьма скоростной полет.
Зверюга не сумела изменить уже запущенный в мозгах сценарий и ее короткий, только до костра, прыжок-разгон и так задержанный неправильным поведением добычи, сломался в самом начале. Кусок мяса на кости мало похож на острую железную звездочку, однако пара килограмм, это пара килограмм, вместо отточенного, стократно выверенного движения—неуклюжий скок теряющей равновесие туши.
Хрясь!
Это тебе не спортзал с матами. И даже не татами. Больно как! Правая ладонь все же попала на край кострища, мозг полыхнул болью от ожога, поток адреналина тут же ее придавил, но мгновенного сбоя хватило и полноценного удара ногами с упором на левую ладонь не получилось. Два тела просто врезались друг в друга. Перед самым столкновением Алекс рефлекторно спрятал голову и выставил вперед плечо. Зверюга взвыла и плечо резанула острая боль. Раскатились. Несмотря на рвущую боль, руки намертво вцепились в самодельное копье. Есть!! Ощутив в руках знакомое оружие, Алекс почувствовал себя увереннее, тем более бестия с окровавленной мордой похоже ушла в нокдаун.
“Если челюсть, то здорово, хотя и зубы с клыками совсем неплохо! Говорил же Борисыч: “Головой работой, головой!” Череп самая крепкая кость, особенно лоб. Тогда бы точно челестюгу сломал! Рефлексы подвели, черт.”
Мысли шли фоном, а тело сработало чисто автоматически, без участия мозга. Стойка на одном колене. Копье уперто в землю, зафиксировано ногой. Обе руки вцепились в древко. Копейщик в отражении кавалерийской атаки. Классика. Дикий рев, мохнатое тело взвилось в атакующем броске. Обожженный конец вошел точно в оскаленную, залитую кровью пасть. Бестия с маху насадилась на древко, словно люля-кебаб на шампур и рев сменился визгом, перешедшим в хрип. Треск ломающегося древка, выворачивающего руки, дикая боль в раненном плече. Туша умирающего зверя навалилась страшной тяжестью. Своя и чужая горячая кровь залила лицо. Алекс повалился на землю и потерял сознание.
В себя пришел от едкого и противного запаха паленой шерсти и горелого мяса. Башка барсука. Воюя, они закатили сей охотничий трофей в самый центр костра. Попытался встать, но решил не рисковать и до реки добрался на четвереньках. Заполз в воду по шею шипя от боли. Холодная вода помогла прояснить сознание. Кровило не сильно. Беззвучно матерясь кое-как промыл рану. Выглядит страшно, но глубоких дырок нет, клыки просто скользнули бороздя кожу и мясо. Не смогла вцепиться зубами, тварь бешеная, можно сказать повезло. Кривясь, перевязался рваной сырой футболкой, как получилось. С трудом поднявшись на ноги, побрел к костру. По дороге выдернул остатки копья из дохлой зверюги. Мысли ворочались тяжело, в голове поднимался туман, плотно забивая сознание ватой, в которой увязла последняя осознанная мысль: “Пора сматываться. Вряд ли эта милая собачка бродила в одиночестве”.