— Неуважительный щщенок, — покивала дохлятина. — Ну задавай уж.
— Деньги, Анас. Вот есть дрейк, — поднял я монету, покатав между пальцев. — Или септим.
— Или просто золотой, — кивнул Анас.
— Хотя он ни черта не золотой, но да. Так вот, у него довольно большая покупательная способность. Вот я накупил на дрейк мешок жратвы у уличного торговца. Сыр-яблоки-хлеб-пиво, для тренировочного перекуса — самое оно.
— И переплатил минимум в два раза! Не стоит эта провизия дрейк! — скаредно мелочился некрохрыч.
— Мелочи, — отмахнулся я. — Но, в принципе, я как раз по этой теме интересуюсь. И что в кабаках и прочих тавернах дороже, чем у торгаша на улице — я знаю.
— Поразительная осведомлённость.
— Так вот, — непотроллимо продолжил я. — Мелочь-то где? Десятые там, сотые, прочие копейки?
— Да понял я тебя. Нет их, Рарил. И быть не может, из-за отсутствия твоего разлюбезного «прогресса» — фыркнул Анас.
И поведал он мне такой расклад: дрейк — это магический сплав, золото там, бронза, ещё какая-то фигня, замагиченая. И стоимость чеканки этого дрейка примерно такая же, как его покупательная способность, плюс-минус считанные проценты.
Делать мелочь — просто нецелесообразно и невыгодно. Она стоит дороже, чем она стоит, вот такой вот парадокс. И мануфактур массового производства и прочего подобного на Нирне просто нет. Соответственно, Империи просто нет смысла выкидывать деньги на производство нерентабельных денег.
— У двемеров были разные монеты, но у них — механизация, пусть и своеобразная, — вещала мертвечина. — Желтожопые засранцы… Кстати, зря ты ту преступницу не отжарил…
— Правильно я её не отжарил. Ты не отвлекайся, а трынди по делу.
— Хамло, — проявил Анас похвальное разнообразие в обзывательствах. — Да, по слухам, у желтожопых есть «мелочь». Но, в основном, все обходятся мелким бартером, а дрейки — ресурс для крупных покупок.
— И дрейки какой-нибудь пейзанин вообще разве что только видел, за всю свою жизнь, а в руках не держал.
— Ну да, а на кой даэдра пейзанину дрейки? Он обменяет урожай на ему нужное. Может продать урожай и за дрейки, но на этом только потеряет: купцы своего не упустят. А тебе что за дело до бед пейзан? — заинтересовался некрохрыч.
— Да мне как-то до пейзанских бед и радостей пофиг, — честно признался я. — Ну, разве что пейзаночку какую того…
— Это да, это правильно, — одобрительно покивала мертвечина.
— Сам знаю, что правильно, — признал и я пользу смычки города и дерёвни в постельном плане. — Я вот к чему: если бартер, то должен быть какой-то усреднённый эквивалент. Ну не бывает, чтобы не было, люди всё же регулярно меняются. Ну торгуют… в общем, ты понял.
— Понял, Рарил. Довольно занятный момент, я и не задумывался… но, конечно, знаю, — надулась мертвечина. — Вообще — всё территориально обусловлено. Где-то рыба, где-то ещё что-то. На Вварденфелле, считай — пиво. Яйца кваса тоже подошли бы, но они стоят Дрейк, а то и дороже. По крайней мере в моё время было так, а причин для изменения я не наблюдаю. А пиво — как было, так и осталось: десяток бутылок на дрейк, экспортный продукт, идёт с материкового Морровинда. Как и яблоки. Кстати, одного тому мелкому скрибу за глаза хватило бы…
— Анас, ты уж совсем-то не жлобись, — ласково попросил я. — Этот карапуз не один был, а с товарищами какими-то. И от пары яблок не обеднею, блин!
— Не обеднеешь, но проявлять щедрость надо зная, что она проявлена! А не потому, что ты развесистый лопух.
— Резонно, — признал я, ссыпая почти все дрейки в один кошель, а пару десятков — во второй, на расходы.
Благо завязки позволяли из них делать что небольшую сумочку, что мешочек кошелястого типа.
— Так сколько? — заинтересовался Анас.
— Семьсот тридцать восемь. Видно, за трофеи вышло за три с полтиной сотни, — озвучил я.
— Видимо так, но насколько честно рассчитались — не скажу. Хотя, норды к соратникам по бою отличаются предельной щепетильностью. Не соратника и инородца — обманут за здорово живёшь. А вот после совместного боя — только совсем уж бандиты.
— Ладно, это всё хорошо, — собрался я. — Но тренировка не ждёт.
— Похвальное усердие.
— Жить почему-то хочется.
— И желание похвальное, — прошелестел Анас перед тем, как развеяться.
А я попёрся из номера. Он закрывался: в отличие от прочих мест, где доводилось обитать, мне начислили вычурный медный ключ. Но оставлять имущество я, с учётом заваливающихся в окна девиц и общей атмосферы Свитков, с надеванием на бошки простофилям корзин и выноса всего неприколоченного, опасался. А против девиц в окно я, в общем, не возражаю. Если я в нумере, конечно. А вот если нет — нам таких девиц не надо.
Раскланялся с хозяйкой, которая Дульнея, во второй раз усмехнувшись гибридному, сочетающему в себе Дульсинею и Дулю, имечку. Впрочем, дамочка была ничего… Но занятия не ждут, так что потопал я на выход из города, на облюбованную полянку на берегу реки.
Дотопал без приключений, заодно понаблюдал за стартом гигантским блох. И зрелище вышловпечатляющее, и хоть понял: как на них ездят-то, не превращаясь в отбитый фарш.
Так вот, силт-страйдер медленно, как-будто погружённый в кисель, начал припадать к земле. Я на это зрелище, закономерно, с интересом уставился. Чуть не навернулся о пару каких-то зловредных каменюк, ну да чёрт с ними: отпиннул в реку, пусть там рыбам всяким мешают.
Так вот, с минуту гигантская блоха опускалась, почти скрылась из вида, а потом скакнула. Мощно, люто, набирая высоту. Но — ме-е-едленно, как будто в киселе. То есть, реальная скорость этого прыжка была километров пятьдесят в час, ну может в шестьдесят. Но сама блоха и окружающее её пространство вело себя так, как будто это полноценный и правильный, а не замедленный прыжок.
Колдунство какое-то хитрое, заключил я. Призвал Анаса и стал внимать его занудным и недоходчивым указаниям.
И, в отличие от прошлых раз, указания оказались на диво доходчивы. Занудны, конечно, но с тем, что дух предков — некрохрыч, причём во всех возможных смыслах, я уже смирился.
Так вот, Анас стал меня учить не «представлению, чё сделать», а именно заклинаниям. Которые оказались, конечно, в определённом смысле костылями. А в определённом — ни фига.
Итак, заклинание — это реализованные в воображении и написанные полученной с соответствующего обливионского плана энергией слова на даэдрике. Который, на минуточку, и данмерский алфавит — а заодно.
Правда, ядовость смыслового наполнения этих какракуль Анас мне наглядно показал на примерах. Порядок написания, взаимная величина(!) закорючек имели значения. Фонетическое произношение значения не имело вообще, только смысл. Но смысл этот был неоднозначный и сложный запредельно. К моему счастью, Анас «немного» даэдрик знал. В том, что этот ядовый язык знал кто-то полностью, кроме лютых даэдраических принцев и аэдров всяческих — я закономерно сомневался.
Так вот, эти закорючины, исполненные колдунской энергией плана, задавали правила, область, много ещё какие параметры магической манифестации. При этом, от мага тоже многое зависело. Как выяснилось, пропуск сквозь свои душевные причиндалы обливионщины наносит некий ущерб. Неким причиндалам, каким — непонятно. Но не физическим — точно.
Ущерб этот, в большинстве своём, восстанавливается за считанные минуты, но может и прибить, если колдунец разинет колдунскую пасть на кусок не по размерам.
Ну и даже в рамках прописанных «правил» можно было пошалить в плане «воля-желание», правда, тут всё зависело как от воли, так и от желания. От корректности составленного даэдриком заклинания, от знаний желавшего пошалить.
В общем, выходило, что на воле-желании колдовать — это примерно то же самое, что каменным молотком создавать тонкий механизм. Теоретически — можно. Но очень нерационально, рациональнее как следует изучить желаемое воздействие, ну и корректно его прописать.
Из этого, кстати, вылезало и зачарование всяческое, на описание которого и перешёл некрохрыч, пока я тужился над адовыми закорючками телекинеза.