— Что мне у вас нравится, — проговорил Лев, — можно локти на стол. И не залезешь в салат или в соус. — Он заметил, что Тоне его слова не по душе, и быстро уточнил:— Терпеть не могу, когда стол ломится от закусок. Когда все для обжорства. А у вас все в меру, идеально. Культура стола.
— Спасибо, — пробормотала Тоня. Какая-то обида, связанная со столом, все-таки в ней сидела. Лев понял, что всколыхнул ее обиду нечаянно, но что теперь делать — он хотел похвалить хозяйку.
— А как вы насчет коньяка? — спросил Лев.
— Мы как всегда, — Решетов сидел откинувшись на спинку стула и медленно что-то жевал. — А ты будь как дома.
— Дома у меня сухой закон, — с показным унынием сказал Лев. — Трезвое одиночество.
Тоня откупорила коньяк, налила Льву. Чем-то она все-таки опечалена. Но не подарком же.
— А что тебе муж подарил? — поинтересовался Лев.
— Сердце, — ответила она. — Как всегда.
— Самый дорогой подарок, — заключил Лев.
— Дарит и дарит, — сказала Тоня с улыбкой. — Сердце и сердце. Не меняет ассортимент.
— Через год подарю тебе сердце в томате. — Решетов скупо улыбнулся. — Есть такие консервы. Семипалатинского мясокомбината.
Лев выпил коньяк. Супруги прикоснулись к своим бокалам с шампанским. За них старалась Иринка, все подливала себе и подливала лимонаду и громко чокалась со Львом.
— Да вы не так! — восклицала она. — Надо, чтобы звенело! Двумя пальчиками надо держать. — Она тоже успела выдуть целую бутылку.
— А кто пьет на ночь? — строго сказал Решетов. — На горшке будем спать?
— На горшке, — согласилась Иринка, не обижаясь.
Тоня подала на стол небольшой лист прямо из духовки, на листе — бурый цельный кусок мяса и вокруг россыпь пропеченных румяных картофелин.
— Предупреждаю, — сказала Тоня, — это не телятина, а...
— Нетелятина это прелесть! — воскликнул Лев, хватаясь за нож. — Обожаю нетелятину, сто лет не ел! Где вы ее раздобыли?
— Простая говядина, — продолжала Тоня, — и, наверное, жестковата.
— Да что ты, Тоня, она просто тает во рту, — отозвался Лев, не отведав еще и ломтика, а лишь начав пилить ножом кусок мяса с краю.
— Говядина — не сайга, — заметил Решетов.
— И очень хорошо, что не сайга, — сказала Тоня.
Решетов не спеша отрезал себе мяса, перенес на тарелку, сказал:
— Она у нас сайгу не любит. А французы закупают ее десятками тон. Как деликатес.
— Очень люблю, — возразила Тоня. — Она в два раза дешевле баранины.
Лев уже догадался, что попал либо на продолжение супружеской размолвки, либо на ее начало. Лев знал — Решетов скуповат, а Тоня с этим, видимо, не всегда мирилась.
— Давай, Лев, к мясу. — Решетов налил ему коньяку.
— Тоня, а почему ты не пьешь? — возмутился Лев. — У меня, что ли, день рождения? Раньше-то мы с тобой — на равных.
— То было раньше... — Тоня чуть сконфуженно улыбнулась. — А теперь... я бы сейчас грибов соленых, груздей! — Глаза ее заблестели от детского вожделения. — Ведро бы съела!
Лев не мальчик, Лев понял сразу, как вошел, что она ждет ребенка. Пополнела, губы припухли, лицо стало совсем детским и еще более миловидным.
— Груздей бы и я сейчас, — сказал Лев с неожиданной грустью. — С удовольствием бы... Ну, а как у тебя, Игорь? Как твои тюбинги, способ продавливания?
— Готовлю.
— Пора бы, пора, принцип новый. А то другие дорогу перебегут.
Решетов не ответил, не поддержал тему.
— Ну, а как машина? — продолжал Лев. — Бегает?
— Моя-то бегает, — отозвался Решетов, не замечая перемены настроения у Льва. — А вот как твоя? Сколько лет ты ее собираешь?
—Да собрал давно, будь она проклята! Но-я-на-ней-и ша-гу-не-сде-ла-ю! — воскликнул Лев. — В гробу я ее видал! Тебе этого не понять.
Решетов следил за ним с едва уловимой усмешкой. У него всегда было такое лицо, не поймешь, что он думает, что чувствует, непроницаемое лицо. А Лев продолжал яриться:
— Чокнулся народ, осатанел! В «Неделе» писали, что у нас в стране каждый пятнадцатый житель стоит в очереди на машину.
— Закономерно, — отозвался Решетов. — Век техники, больших скоростей. Растет благосостояние.
— Левачат, халтурят, рвачеством занимаются! — не унимался Лев. — Машину, машину, скоро уже по улице не пройдешь. Но это еще полбеды, люди меняются, вот в чем беда. Механизированное мещанство! Уже не фикусы в полхаты и не перины до потолка, а мотор, мотор! Рубли, рубли, тысячи, десятки тысяч.
— И отлично, — сказал Решетов. — Время больших скоростей, время больших чисел. Миллионы пудов, миллионы киловатт-часов, миллионный посетитель выставки. И мы этим гордимся. Большие числа сами по себе имеют притягательную силу. И тебе, как механику...