Я решительно шагнула через порог.
Сразу за дверью оказался коридор. Но первый же поворот все-таки привёл нас на кухню. Из приоткрытой духовки тянуло сдобой, а в старомодной печи горел уютный огонь.
За столом сидели и о чем-то болтали две девицы. При виде нас они дружно подскочили, чуть не расплескав содержимое чашек, присели в неуклюжем книксене и убежали.
— Вот клуши, — беззлобно ругнулась женщина, ставя чашки в корыто, где уже громоздилась целая гора посуды.
В углу я заметила холодильник. Громоздкая и громко гудящая штука работала на только начинающем набирать обороты в этом мире электричестве и, как я знала по пансиону, стоила немалых денег. Хорошо живут в этом доме.
Лампы тоже были привычные, — накаливания — только очень тусклые. Не тянет турбина такое количество приборов. Скорее всего, лопастный аппарат в реке стоит. Хорошо жить около набережной.
Женщина тем временем налила в чистую кружку горячий чай, плюхнула в миску щедрую порцию овсянки — настоящей, на молоке с маслом, а не того ужаса, которым нас в пансионе кормили — и поставила передо мной.
— Садись, поешь. В чем душа только держится, — сама села напротив с похожей кружкой и, подперев кулаком щеку, явно собралась смотреть, как я ем. Мама тоже любила смотреть, как другие едят, вспомнила я неожиданно прошлую жизнь. Она все время сидела на диете, зато в нас с братом все время впихивала всякие вкусности. Хоть так наслаждалась едой, как она объясняла.
Доверия к неожиданно доброй женщине мне это не прибавило. Я уже не ждала от этого мира ничего хорошего. Но еду мне положили из общего котелка и воду налили из того же чайника, что и себе, поэтому можно подкрепиться, а там посмотрим.
Я с жадностью набросилась на еду. Резерв и растущий организм хором просили перестать над ними издеваться, потому что с того яйца с хлебом в моем желудке больше ничего не побывало.
— Тебя как зовут? — женщина наблюдала за мной с видом доброй бабушки, — или тетушки, что ближе по возрасту — но в глазах периодически проскальзывало откровенно хищное выражение. То, что меня не просто так кормят, я уже поняла. Осталось выяснить, сумею ли выкрутиться.
— Хиллари, — я чуть видоизменила имя подруги, чтобы можно было отбрехаться если что. Сегодня же вечером, как только останусь одна, снова изменю лицо. Пусть останусь без резерва, зато никто не опознает. Поэтому в том числе я куталась в шаль и старалась сидеть с опущенной головой: чем хуже меня разглядят — тем лучше.
— Меня Лалика, — женщина улыбнулась. Губами, не глазами. — Ты к кому-то приехала?
Осторожно выясняет, будут ли меня искать. Будут, но не так, как бы мне хотелось. Я неоднозначно пожала плечами. Рассказывать, что я никому не нужная сирота — накликивать на себя маньяков, а сказать, что к родственникам — так где они, когда нужны? Лишнее враньё еще никому не помогло. Так что я просто промолчала, делая вид, что очень увлечена едой.
Даже притворяться особо не пришлось.
Наконец от овсянки и чая остались одни приятные воспоминания. Я откинулась на спинку стула — там как раз очень удачно падала тень от шкафа, скрывая мое лицо, — и удовлетворенно вздохнула.
— Поела? Пойдём, — Лалика поднялась и направилась к выходу из кухни, не тому, через который мы зашли, а который вёл в глубину дома. Слегка осоловев от неожиданно обильной еды, я послушно поплелась следом.
За окнами окончательно стемнело. Даже если бы я сейчас ломанулась на выход, и меня вдруг чудом выпустили, куда я пойду ночью? Точно недалеко.
Судя по тому, что встреченные нами по дороге девушки только просыпались, мне повезло попасть в местный бордель. При виде Лалики они ойкали, вжимались в стену и шарахались кто куда. Уважают тут маман, я вижу.
Кабинет главы борделя на фоне дома поражал роскошью. Тут и плотные гардины с декоративными складками и оборками, и мягкая, обитая бархатом мебель, хоть и чуть потертая, но еще вполне достойного вида.
Лалика открыла шкафчик над письменным столом, достала два бокала и щедро плеснула в оба темно-золотистой жидкости.
— Пей. Да садись — в ногах правды нет.
Я послушно села и выпила содержимое бокала залпом. Не так уж его там и много было, полтора глотка.
Коньяк обжег не привычное к спиртному горло. Я закашлялась, носом оценив изысканный дубовый букет с нотками шоколада. Лет десять выдержки точно есть. Неплохо живут в местных борделях.
— Ты хоть знаешь, где ты сейчас, милая? — Лалика смотрела на меня с нескрываемым сочувствием. Которое, скорее всего, не помешает ей употребить меня, как ей вздумается. Иллюзий я не питала.
Я молча хлопала глазами, изображая деревенскую дурочку.