— Держи крепче, — шепнул Марат. — Я пошел перерезать пуповину второму.
Я поцеловала своего сына в мокрый лоб. Прислушалась, хотя этого не требовалось. Второй — верещал. Обиженно и сердито, он громко заявлял о своем прибытии в этот мир. Несколько минут спустя Марат опустил мне на грудь второго ребенка.
— Твои сыновья, — благоговейно сказал Марат. — Нет, наши сыновья.
Я не сразу поняла даже, что плачу. С моим животом что-то делали — зашивали, наверное. Ничего не имело значения, только дети на моих руках. Я не хотела отдавать их медицинской сестре, но Марат сказал, что нужно.
— Два двести, — в голосе Марата звучала гордость. — И два килограмма пятьдесят. Восемь по Апгар сразу и девять через несколько минут. Мы с тобой славно постарались, Аня.
— Хочу своих детей, — жалобно ответила я.
Знала — нельзя. Вера мне все объяснила. Дети недоношенны, пусть и здоровы, но ночь их будут наблюдать в реанимации. Я понимала, что это правильно, но мне так не хватало их тяжести, руки казались пустыми.
— Тебе нужно отдохнуть.
Ночь я тоже провела в реанимации, Марата отправили домой. Живот тянуло болью, в три часа пришлось попросить укол. Уснуть я не могла. И боль, и мыслей миллион. Утром я покряхтывая поднялась, покрепче затянула бондаж на животе и попросилась в обычную палату. Вышла сама — кто бы меня остановил? Дошла до отделения новорождённых, помялась у запертой двери, и так же аккуратно и медленно, по стенке, вернулась в свою прежнюю палату.
Время тянулось невыносимо медленно. Заскочил Марат. Принес мне комплект — вызывающе роскошное ожерелье, серьги и браслет. Я боялась бы даже носить на себе такое — не дай бог нечаянно потерять сразу стоимость квартиры.
— В нашей семье положено, — строго сказал Язгулов. — Дарить на рождение ребенка золото. Носи.
— А если потеряю?
— Носи не бойся, оно застраховано, куплю новое.
Детей принесли только в десять утра, я уже сотни раз измаялась от нетерпения и десяток раз выглянула в коридор. Сначала в палату установили две колыбельки и тут я поняла — скоро принесут. Марат находился рядом и в офис уходить не планировал.
Медсестра вошла лихо держа обоих младенцев сразу. Я нетерпеливо протянула руки.
— Сейчас будем прикладывать их к груди, — улыбнулась она. — Сначала будем учить вас по одному, затем обоих разом.
Один спал. Второй кряхтел. У них разные характеры, это я поняла сразу. Спящего уложили в колыбельку, а торопыжку планировалось кормить.
— У меня молока нет, — обеспокоилась я.
— Придёт, не волнуйтесь. Сейчас у вас идет выработка молозива, а это самое важное для младенца.
Торопыжка не сразу понял, что от него требуется. Возмущался. Ворочался. Вертел головой. Хватал сосок, жадно присасывался, затем выплёвывал и снова хныкал. Я не жаловалась — я была в блаженстве. Я справилась. Я привела в этот мир двух здоровых сыновей. А уж кушать мы их научим.
Наконец первый малыш успокоился — я так и не поняла, поел он или нет, но уснул. Решила, что прикладывать к груди буду часто — чтобы молоко скорее пришло. Мне дали второго. Он открыл глаза. Такие же, как у брата, сине-голубые, еще не понятно, какими станут. Плакать не стал. Почувствовал сосок и присосался сразу — да так, что мне немного больно стало.
— Обстоятельный товарищ, — заметил Марат.
Я подняла на него взгляд и поняла, что в глазах моего мужа блестят слезы. Нет, он не плакал обливаясь слезами, но вид кормящей меня его тронул. Я потянулась к нему и поцеловала в губы. Дети теперь были со мной и хотелось одного — домой. Чтобы вся моя семья была дома.
Второй малыш сосал так активно, что на него отреагировал мой организм — матка стала болезненно сокращаться и я почувствовала, как из меня толчками течёт кровь.
В обед Марата выгнали из клиники. Малыши спали, но я не могла уняться, брала на руки то одного, то второго. Приходил педиатр. Сказал, что за ночь малыши потеряли немного веса, но это считается нормой. Выпишут нас, когда они начнут уверенно набирать вес, скорее всего до наступления нового года.
Через три дня ко мне пожаловала гостья. Римма Павловна собственной персоной. Я даже пожалела немного, что не лежу в государственной клинике, где гости вовсе не разрешены. А тут — сдай анализы и флюорографию, надень стерильный халат и приходи себе. Но конфликтовать со свекровью сейчас, у колыбелек детей, мне не хотелось.
— Я стараюсь принять решение моего сына, — после недолгого молчания сказала она. — И детей, как внуков.
— Вам придётся очень сложно, — с сарказмом произнесла я.
Римма Павловна хотела что-то ляпнуть, но сдержалась. Возможно, мы с ней все же поладим. Пусть и не будем дружить, но хотя бы хранить нейтралитет.