Чарторыйский стал пылко благодарить великого князя и клясться в том, что никогда его не предаст. В их встрече он видит руку Провидения; обмануть доверие столь благородного и чистого душой человека значило бы совершить великий грех, какому даже не придумано названия! Его высочество может быть уверен в абсолютной преданности человека, прозябавшего во мраке отчаяния, пока их неожиданная встреча не осветила его беспросветное существование лучом надежды! Разумеется, он сохранит их разговор в строжайшей тайне, но просит сделать исключение для своего брата: он ручается, что Константин будет не менее предан и благодарен великому князю, чем он сам, а знание о том, что на чужбине есть человек, питающий теплые чувства к польским патриотам и разделяющий их идеалы, скрасит его жизнь и даст силы нести свой крест. Александр разрешил. Проговорив не меньше трех часов и исходив сад вдоль и поперек, они расстались, договорившись часто видеться, когда двор переедет в Царское Село.
Бесшумно ступая по коврам, айвазы убрали серебряные подносы с кофейниками и чашками и принесли сосуды с шербетом из розы, лимона и мяты, хрустальные стаканы и блюдо с мелко изрубленными фисташками. Князь Мурузи сделал приглашающий жест рукой, выпустив при этом колечко дыма изо рта. Огинский отпил немного освежающего напитка.
Когда он въехал сегодня вечером на мощенный булыжником двор конака с красивым деревянным балконом и высокой китайской крышей, поднялся на мраморное крыльцо, а затем, вслед за молчаливым слугой, по широкой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж селямлика — мужской половины дома, то ожидал увидеть пожилого турка в феске, халате и шароварах, с услужливым и хитрым переводчиком и парой евнухов, дожидающихся распоряжений. Хозяин действительно был в национальной одежде, но оказался молодым человеком лет двадцати восьми, приветствовавшим гостя на превосходном французском языке. Теперь они сидели друг против друга на подушках за низкими столиками с шербетом, в просторной комнате в четыре окна, по стенам которой, между нишами для ваз и зеркала, были развешаны в рамках суры Корана, выведенные каллиграфическим почерком, и подставки для трубок с чубуками из жасминного, розового и эбенового дерева, с янтарными мундштуками, а пол покрывали толстые ворсистые ковры.
Князь Мурузи был братом господаря Валахии и первым драгоманом Высокой Порты, уполномоченным вести переговоры с посланниками иноземных держав. «Драгоман» — значит переводчик; князь владел четырьмя иностранными языками и самой секретной информацией. Он прекрасно знал, с кем имеет дело, и похвалил Михала за то, что тот прибыл в Константинополь под чужим именем: в противном случае Турции пришлось бы отвечать на требования России, Австрии или Пруссии о его выдаче. Их встреча должна остаться тайной, зато он обещает говорить с ним вполне откровенно.
После пережитого в последние месяцы Огинский думал, что его трудно удивить, однако осведомленность турецкого драгомана о польских делах привела его в изумление. Князь Мурузи очень метко охарактеризовал Станислава Августа, его врагов-тарговичан, но также Игнация Потоцкого, Гуго Коллонтая и Тадеуша Костюшко, о котором высказался с большим уважением, говоря, что он был послан Аллахом для спасения Польши. Конституция 3 мая тоже была в его глазах достойна всех похвал, однако принявший ее сейм допустил просчет, не направив в Константинополь дельного человека на смену прежнему послу, который вел себя надменно и оскорбительно, как и его многочисленное окружение из бездельников, глупцов и мотов, сделав поляков достойными презрения в глазах турок. Однако главной бедой была неспособность поляков действовать сообща, что уже не раз губило их страну. Князь показал Огинскому целый ворох писем и проектов, полученных со всех концов Польши, в которых содержались идеи и планы восстановления Отчизны, — объединить их в некую стройную систему было совершенно невозможно, настолько они противоречивы и неопределенны. Несомненно, все поляки мечтают о возрождении своего Отечества и намерения у них самые благородные, однако, как говорится в пословице, благими намерениями вымощена дорога в ад. Люди благоразумные поневоле согласятся с французским послом в Швейцарии Франсуа Бартелеми, который сумел заключить договоры с Пруссией, Нидерландами и Испанией, потушив огонь войны в Европе, что «для поляков необходимо сделать всё без самих поляков». Однако как раз Бартелеми-то для них ничего и не сделал, хотя Франция, диктуя свои условия Пруссии с позиции победителя, могла бы предусмотреть в договоре и статью в пользу Польши. Турция же не пойдет одна воевать за поляков против трех держав, поделивших их страну между собой. Впрочем, у французов есть шанс исправить дело, ведь в скором времени может быть подписан мир с Австрией — почему бы не вставить в него пункт о Польше? А потом, как только Швеция будет достаточно сильна, чтобы выступить против России с севера, Турция немедленно нанесет удар с юга; тогда-то храбрые поляки, которых Порта приютила на своих границах, оказывая им поддержку и покровительство, и смогут отомстить за поругание своей родины. Но прежде этого им не следует предпринимать никаких опрометчивых шагов, чреватых печальными последствиями.