— Случайность рождения и случайность избрания стоят друг друга, — заговорил наконец Адам. — Поверьте мне, Польша настрадалась от случайностей избрания не меньше, чем Россия — от случайностей рождения.
На мгновение ему представилась тонкая усмешка Цицианова: тогда, за обедом у короля, Чарторыйский говорил совсем иное. Что ж, с тех пор он многое пережил и передумал; мысль человеческая — субстанция живая и способная к развитию. Вот и Александру пора научиться думать самому, а не прятаться за чужими идеями.
— Для достижения целей важно уметь выбирать средства. Ведь живописцу, о котором вы говорили, важный заказ доверила не чернь, не способная судить ни о его дарованиях, ни о замысле его произведения, а люди, сведущие в искусстве…
Адам замолчал, подыскивая более удачную метафору. Дорога шла мимо фермы; несколько баб, согнувшись, пололи грядки в огороде.
— Россия еще не готова к республиканскому правлению, — продолжил Чарторыйский. — Прежде чем бросить в землю зерно, ее следует вспахать и удобрить, вырвать из нее сорную траву предрассудков, дабы те не заглушили ростков прогресса…
Александр остановился и тоже смотрел на баб. Его красивые голубые глаза заволоклись слезами умиления.
— Взгляните, Адам, как это прекрасно! — прошептал он. — Как я мечтаю об уединенной жизни на ферме, на лоне природы! Просыпаться с рассветом, ложиться на вечерней заре; руководствоваться лишь круглогодичным ходом светила; выезжать в поле на работу, предаваться сельским занятиям, коротая досуг за чтением книг…
Чарторыйский представил себе на месте баб в огороде великую княгиню Елизавету в фижмах и едва сдержал смех. Восторги великого князя перед каждым полевым цветком, резным кленовым листом или необычной формы деревом казались ему неуместными и по-детски наивными, а пейзажи в окрестностях Петербурга — унылыми, плоскими и блёклыми, особенно в сравнении с его родными Пулавами. Но в конце концов, Александр еще слишком молод, ему всего девятнадцать лет, и откуда же взяться зрелости суждений, если его всячески оберегают от жизни, не позволяя набраться опыта?
— Ваше высочество, — начал он мягко, — спуститесь на землю, раз уж вы грезите о ней. Есть вещи, не зависящие от вашей воли, но есть и те, которые вы в силах изменить. Вы рождены для трона; ваша забота о народе и его благе делает вам честь; так зачем же лишать ваш народ счастья получить, наконец, правителя, входящего во все его нужды и пекущегося о нем, приводя законы, устанавливаемые человеком, в соответствие с законами Бога и природы? Признайте, что раз уж вам выпал столь великий жребий, уклоняться от него было бы недостойно.
Александр посмотрел на него виновато, но как изнеженный, избалованный ребенок.
— Ах, если б вы знали, как это трудно!
— Вы думаете, что землепашец не сталкивается с трудностями? Зачем же только говорить о них, их надобно превозмогать! Цель сама по себе ничто, если ее не добиваться. Поверьте же в себя, в свои силы, в…
— Да-да, вы правы, — перебил его Александр, оборвав разговор, который вдруг ему наскучил.
Остаток пути они говорили о всяких пустяках.
Во дворец они зашли со стороны сада. Адаму показалось, что в цветнике мелькнуло белое платье, и его сердце забилось сильнее.